Эти пять дней были… можно сказать, весьма интересными. «Люди Ворот» совершенно не походили на обычных туристов. Они отказались от экскурсий, не варились в Адском Котле, не мерзли в Чистилище и даже в «Игорный Ад» заглядывали нечасто. Их рацион состоял из самых простых блюд, и шеф–повар был готов рвать и метать, однако уровень потребления алкогольных напитков в отеле явно не снизился. Утром, днем и вечером они встречались в переоборудованной столовой и проводили богослужения. Они никому не проповедовали, но и не мешали любопытным поближе познакомиться со своей религией.
Среди последних оказались Граймс, который посетил целых две службы, Вильямс, офицеры «Маламута», Биллинхарст со своей командой и почти весь обслуживающий персонал «Объятий Люцифера».
Все происходило без песнопений и церемоний. Верующие сидели на полу почти в полной темноте, а в центре на возвышении восседал гуру Уильям.
— Братья мои, начнем медитацию. Откройте сознание истинной реальности, — этими словами он начинал каждую встречу.
Воцарялось молчание — зачастую очень долгое молчание, нарушаемое лишь негромкими вздохами. Потом кто–то произносил одно–единственное слово.
— Мир.
И опять тишина.
— Тьма вечно длящаяся.
И снова тишина. Напряжение нарастало.
— Конец света.
— Конец жизни.
— Не–жизнь, не–смерть. И снова тишина.
— Ворота в бесконечность.
— Откройте Ворота! Откройте Ворота!
— Ворота в Никогда!
— Откройте Ворота!
— Знаете, Шкипер, меня трясет, — шепнул Вильямс.
— Мне больше по душе культы, где распевают гимны в стиле Мууди и Сэнки, — ответил коммодор.
— Конечно. По крайней мере, к большинству их мелодий можно подставить свои слова, — и он уныло затянул:
Белей самой белой известки!
Белей самой белой известки!
Искупай меня в той же воде,
Где купались пятнадцать немытых детей,
И я стану белей
Самой белой на свете известки!
— Коммандер, я вас умоляю!
— Простите, Шкипер. Но после того как посидишь, скрестив ноги, в окружении хронических наркоманов, хочется чуть–чуть побогохульствовать. Тем более вы говорили, что Мууди и Сэнки вам по душе.
— Начинаю в этом сомневаться. Кстати, что слышно от наших шпионов?
— Аэробот капитана Клаверинга, как и остальные катера, в состоянии готовности номер один. Равно как и наш катер. «Жучок» на катере Клаверинга стоит. Состояние нашего радиооборудования оставляет желать лучшего. Но вахтенные следят за обстановкой, и если что случится, они сразу же сообщат нам.
— А старина Биллинхарст держит в состоянии боеготовности своих мальчиков и девочек. Но мне кажется, что Клаверинг отправится на рандеву с СБ–3 на закате или на рассвете.
— А миссис Клаверинг? Что она говорит?
— Да ничего. Совершенно ничего. Само собой, обеспокоена. Намекнула, что все начнется в самый последний момент, и если я придержу собак, то… буду достойно вознагражден, — он криво усмехнулся. — К несчастью, ищейки Биллинхарста, равно как и мои, уже вышли на охоту, а я не могу представить женщину, которая захочет строить глазки Биллинхарсту.
— Возможно, то же самое можно сказать и о вас, Шкипер.
— Напомните мне, коммандер, разжаловать вас в астронавты четвертого класса, когда мы вернемся в цивилизацию.
29
Воздушный шарик взлетел на рассвете. В терминологии простых смертных это означало, что на рассвете в воздух поднялся аэробот Клаверинга. Граймс и его офицеры «Маламута» были начеку, но им приходилось оставаться в гостинице, чтобы не вызывать подозрений. На борту «Маламута» находился лишь вахтенный офицер.
Молодой человек со всех ног примчался в «Объятия Люцифера», чтобы предупредить остальных. Клаверинг уже вылетел — но куда? Впрочем, даже сквозь пластик с воздушной прослойкой Граймс уже услышал знакомый звук — пульсирующее гудение инерционного двигателя.
План операции был немедленно приведен в исполнение. Дежурный офицер повторил забег по маршруту «Отель — «Маламут Приграничья“ и включил НСТ–передатчик. Прибор так и не починили, поэтому передавать или принимать сообщения было невозможно, зато радиосигналы он глушил весьма успешно. Затем офицер осторожно вывел из ангара рабочий катер и перегнал его на посадочную площадку, расположенную прямо перед «Объятиями Люцифера“.
Тем временем Вильямс вместе с первым помощником, вооружившись парализующими ружьями, уже бежали к ангару, где стояли экскурсионные аэроботы.
Входя в ангар, Граймс и Биллинхарст услышали голос Вильямса:
— Этот транспорт конфискуется для нужд Флотилии Миров Приграничья!
— Хватит играть в пиратов, коммандер Вильямс! — рявкнул Ларвуд. — У вас нет никаких законных оснований для подобных действий! Эти катера — собственность граждан Федерации!
— Мистер Ларвуд, я могу на законном основании реквизировать катер, что я и сделаю, — вмешался Граймс. — Если хотите, я дам вам расписку, и вы получите соответствующую компенсацию.
— На законном основании? Да бросьте, коммодор!
— Да. На законном основании. Я уполномочен реквизировать любой воздушный или космический транспорт, зарегистрированный в Мирах Приграничья, для нужд Флотилии. Разумеется, к вашей драгоценной «Салли Энн» я даже прикоснуться не могу, потому что она имеет федеральную регистрацию. Но ваши катера… лицензия на перевозку на них пассажиров выдана Конфедерацией.
— Ах ты чертов крючкотвор!
В ангар вошла Салли Клаверинг. Ее лицо было бледным и спокойным.
— Не спорь, Рон. Все равно он добьется своего, Закон на его стороне. — Она бросила на Граймса короткий взгляд, и коммодор почувствовал, что готов провалиться сквозь землю.
— Прости, Салли, — ответил он.
— Ты выполняешь свой долг. В твоих же интересах сообщаю, что Йен отправился на встречу с Дронго Кейном. Он намерен предложить ему найти другого партнера… для работы в этой части Галактики. Но не искать себе помощников на Иблисе.
— Вы сами прекрасно знаете, что Йен не нарушал закон, — теперь она обращалась не только к Граймсу, но и Биллинхарсту.
— Ты сказала — Дронго Кейн? — переспросил Граймс.
«Так вот что за голос записала Дениза Долгети! Вот почему он показался мне таким знакомым!»
— Да.
— Его корабль называется «Северный Буян»?
— Да. «Северный Буян III».
— Вперед, коммодор. Нельзя терять ни минуты.
— Понятно, понятно. А главное — понятно, против кого мы играем. Не нравится мне все это, — усмехнулся он. — Вернее, очень нравится. У нас с ним старые счеты!
Граймс летел на рабочем катере «Маламута». Коммодор надеялся, что сейчас Клаверинг уже достаточно далеко, чтобы радар капитана засек такую крошечную посудину своим радаром. Катер «Маламута» медленно набирал высоту, пока не поравнялся с кромкой ущелья. Где–то на экскурсионном аэроботе летел Вильямс, но о радиоперекличке можно было забыть. Во–первых, передатчик на «Маламуте» исправно генерировал помехи. Во–вторых, необходимость соблюдать тишину в эфире была продиктована простым здравым смыслом. Но вдруг эти помехи нарушат работу транспондера? Граймс уверял себя, что этого не случится, однако успокоился лишь после того, как тонкая стрелка целеуказателя, похожего на компас, перестала вращаться и замерла. Он взглянул на экран радара. Пусто — только помехи с земли. Великолепно. Раз он не «видит» Клаверинга, значит, и Клаверинг не «видит» его.
Следуя указанию стрелки, коммодор повернул и вывел максимальное ускорение. Вздрогнув, словно от испуга, машина повиновалась. Каким же он стал неловким! Граймс включил автопилот. За долгие годы он слишком привык командовать кораблем с капитанского мостика, всецело полагаясь на глаза и руки своих бдительных офицеров. Похоже, присутствие последних сейчас бы не помешало. Граймс снова взглянул на экран радара. Катер прямо по курсу… Коммодор посмотрел на гирокомпас, затем на карту. Судя по всему, Клаверинг приближается к Ущелью Данте. Значит, Кейн приземлился где–то на Пестрых Пустошах.
Граймс посмотрел на экраны — переднего, верхнего и нижнего обзора. Утреннее затишье продлилось недолго. Над пустыней уже поднимались пурпурные тучи песка, почти скрывая силуэты Труб Мира, высившихся впереди. Упругие порывы ветра то и дело сбивали катер с курса, и тогда коммодор склонялся над приборами и заставлял суденышко выровняться. Вильямс, который был прекрасным пилотом, наверно, делает то же самое… если уже не сделал.