Когда вечером к ним как обычно пришёл Иван, Тихон Никитич его позвал в комнату, которая выполняла функции одновременно и его кабинета и библиотеки: письменный стол, а вокруг шкафы с книгами и подписными журналами. Он рассказал ему о коммунарах и тоже попросил высказать своё мнение:
– Ты ж Вань много поездил, повидал в последние годы, и большевиков там видал. Присоветуй Вань, как лучше поступить.
– Не знаю Тихон Никитич, что и сказать. Да вы ведь всё одно сделаете, как сами решите. Подождать, думаю, надо, как приедут посмотреть, что за птицы, и как вести себя будут.
Иван ответил уклончиво, чтобы не обижать будущего тестя, но и сам осознавал очевидное – власть станичного атамана сейчас такая зыбкая не только потому, что в области и уезде сидят большевики, но и по причине того, что большинство вернувшихся в станицу казаков-фронтовиков уже вряд ли будут так же послушны станичному атаману, как до войны. Они там успели вдохнуть одуряющий воздух анархии, всё более воцарявшийся в стране уже второй год. Их мог теперь собрать и повести на какое-нибудь дело только командир, прошедший с ними фронт, о котором ходили героические легенды. О таком командире Иван услышал от брата, о славе, которая ореолом окружала молодого есаула Бориса Анненкова, рассылавшем своих эмиссаров по станицам Сибирского казачьего войска. Сам Степан верил в Анненкова беззаветно, как в Богом данного вождя. Степан не привёз с собой в станицу ничего, что положено казаку возвращавшемуся домой: подарков родителям, родным. Явился оборванцем с котомкой… но в котомке было несколько прокламаций подписанных Анненковым. В листовке были такие слова: «… Казаки, не верьте большевикам-коммунистам! Это предатели русского народа и казачества, присланные на деньги германского генштаба… Складируйте оружие, боеприпасы, продовольствие и ждите сигнала к восстанию… Час освобождения близок. Да здравствует свободная Россия!
Атаман Анненков.»
В какие атаманы произвёл себя есаул, какая свободная Россия, кто за ним стоит? Много вопросов возникло у Ивана. Впрочем, он как и большинство станичников-фронтовиков уже успел, что называется, с головой окунуться в мирную жизнь и не имел ни малейшего желания возвращаться к походно-фронтовой. А вот что его беспокоило, как бы все эти прокламации и призывы не помешали посеять, вырастить и убрать урожай… и конечно, же обвенчаться с Полиной.
Тем временем баржи с коммунарами кое-как дотащились до уездного Усть-Каменогорска. На питерцев и Семипалатинск произвёл удручающее впечатление – жалкий, в основном одноэтажный деревянный и саманный городишко на стремительной, мутной реке. Со всех сторон его окружали унылые солончаковые степи. Плодородной была только узенькая полоска пойменной земли на правом берегу. Зимой здесь свирепствовали снежные бураны, летом их сменяли песчаные бури. Коммунары с удивлением спрашивали Грибунина:
– И где же ты тут нашёл много земли годной для хлебопашества?
– Погодите, вот по Иртышу поднимемся, там в горах совсем другая природа, – уверял Грибунин.
Усть-Каменогорск как раз и располагался на самом краю степи у подножия гор, но тоже показался ужасной дырой, только в несколько раз меньше Семипалатинска. Про этот городишко коммунары знали лишь то, что советская власть здесь стояла где-то около двух месяцев, и примерно того же «качества», что и в Семипалатинске. Почти во всём уезде, кроме рабочего посёлка Риддер, административное управление осуществлялось старым аппаратом. В самом городе ещё в феврале местные красногвардейцы не смогли даже арестовать бывшего атамана 3-го отдела генерала Веденина, которого отбили казаки. С тех пор местные красногвардейцы на свободу атамана больше не решались покушаться и вообще в казачьи станицы старались не соваться.
Коммунары, сойдя с барж и походив по городу, убедились, что хоть в этом городишке и нет столько богатых купеческих особняков как в Семипалатинске, зато… зато на маленьких улочках в центре деревянные тротуары и несколько калильных фонарей. И что особенно бросилось в глаза – город в основном населён мещанами, или как их здесь называли чолдонами, которые жили в домах с палисадниками и огородами. Вообще Усть-Каменогорск показался куда зеленее областного центра. Как таковой рабочий класс, опора советской власти, здесь почти отсутствовал. Но в то же время именно здесь коммунары воочию убедились, что Грибунин им не врал – место это очень богато как хлебом, так и прочими продуктами, и цены на некоторые из них здесь просто смешные. Это они осознали посетив местный рынок, так называемый Сенной базар. Такого обилия провизии, выставленной на продажу, питерцы не видели, наверное, уже с довоенных лет. Поражало большое количество частных торговок, предлагающих всевозможное печево: ватрушки, булки, лепёшки, пряники…