Кое-как усевшись, Андрей перевел дух. Скорость, конечно не та, но с мотоциклом не сравнить. Одно дело безвольная железяка и совсем другое большое, сильное животное. У Андрея гордость водительская взыграла - попросил сам лошадкой порулить. Девушка-инструктор усмехнулась, отошла на пару шагов. Ну и жеребец сразу показал, кто хозяин положения - стал, как вкопанный, и ни с места, ни на уговоры, ни на сжатые колени, ни на пинки под живот (тихонько, правда) не реагировал. Потом резко дал задний ход, да так прытко, что Андрей чуть через голову не кувыркнулся. Когда подозрительно смешливая девушка изловила вороного под уздцы и повела шагом вдоль изгороди, Андрей не то что не возражал, а даже обрадовался. А вот сверзиться ухитрился Ромка. Насмотрелся на Аленку, а та чего только не выделывала: и рысью через поле и обратно, и галопом, пригнувшись к рыжей гриве, пару кружочков сделала, а под конец и вовсе откинулась на лошадиный круп, лежала расслабленно, словно на диване. Вот и Роман так же решил на лошадке полежать. Пока по прямой двигались все нормально шло, а на повороте то ли сила земного притяжения сработала, то ли инерция, но оператор смачно приложился к взбитой копытами песчаной площадке... пятой точкой, исхитрился перевернуться, когда падал.
-- А если бы камера в руках была? - Андрей не отказал себе в удовольствии позубоскалить, он-то удержался.
-- А если бы камера в руках была, -- Роман сердито отплевывался и отряхивался от пыли, -- то в воздухе бы завис...
...Припомнив давешнее катание, Андрей улыбнулся. Чудаков нахмурился, принимая усмешку на свой счет, чертыхнулся сквозь зубы, но в открытую задираться не стал. Прохоров хмыкнул, эффект воспитательного воздействия на лицо, впрочем, и на лице тоже. Может, и не стоило так кулаки распускать: по Ромке заметно, что крепенько ему вчера досталось. Но, глянув мельком на непривычно молчаливую Аленку, с заплаканной мордашкой да с багрово-фиолетовым синяком на скуле, на красные от бессонной ночи и с трудом сдерживаемой ярости глаза Владика - Андрей понял, правильно врезал, подонков надо учить, пока они законченной мразью не стали.
А если бы не он вчера принялся Ромке мозги вправлять, свернувшиеся набок от свежего воздуха да неординарного положения, то Владька бы точно на оператора кинулся, и неизвестно кто бы кого отметелил. Скорей уж худощавый репортер плюх бы нахватал. Хотя... бывает, что злость да отчаяние и силу ломит.
Роман пытался идти быстро, но получалось плохо. Жгуче пекло в боку, на плече - мало симпатичный кровоподтек. Сильно ударил сукин сын, до сих пор рука онемевшая, даже пальцами шевельнуть и то больно, не то что кофр опостылевший на другое плечо перекинуть. Башка звенит, да и подташнивает малость. Оп-па, опять мушки золотистые мельтешат перед глазами. Ощутимо качнуло в сторону. Ни-че-го. Главное из этого долбанного леса выбраться, да дома доехать, да отлежаться денек-другой. А там и поговорить можно будет, прочитать одному козлу поучительную лекцию на тему: как вредно для здоровья вмешиваться не в свое дело. Ишь, рыцарь выискался... еще и посмеивается...
Полночи Чудаков ерзал и ворочался, старясь улечься так, что бы меньше болело. Укладывать его, несчастного, избитого, поудобней, а тем более жалеть никто не собирался. Пришлось самому едва ли не ползком добираться до устроенного Ленкой по другую сторону костра лежака, и мерзнуть до общего подъема.
А стоило чуток приноровиться да притерпеться, как в голове тут же зашевелились мысли о мести. Посчитаться хотелось до зубовного скрежета. И девку бы неплохо на место поставить, а вот Андрею... баню бы кровавую устроить, в самый раз... Идея оказалась настолько соблазнительной, что, продираясь сквозь колючий кустарник, Роман не переставал так и этак прокручивать представившуюся перед мысленным взором картинку: Андрей с расквашенной мордой, захлебываясь соплями и слезами, ползает на коленях жалко вымаливая прощения, едва ли кроссовки не целует.
-- Мальчишество, -- одернул себя Рома, -- но... почему бы и нет... есть парочка приятелей, с которыми на сей счет перетереть можно... -- воодушевившись он даже зашагал чуток быстрее, а в серовато-карих глазах загорелся нехороший огонек.
Странное дело, чувство голода как-то притупилось, да и усталость после пережитого куда-то схлынула. Идти было легко и даже... радостно. Вот уж точно магия золотой осени. Янтарная метель опадающей листвы, шелестящий ковер под ногами, стеклянная тишина и пронзительная свежесть. В городе и не увидишь, и не почувствуешь. Андрей любил гулять по лесу именно такой порой. Покуда земля еще не раскисла от частых дождей, покуда не мерзнешь в ветровке накинутой на свитер...