-- Репа его знает, -- поминать хрен Серову показалось как-то неудобно, и сказочная репка пришлась кстати, -- пространственная либо временная аномалия.
-- Ну да, тонкая грань между сопредельными мирами... узкая пленка бытия... туманности фантастических переходов... -- завелся Чудаков.
-- Не скоморошничай, -- оборвал его Андрей, -- я статью читал. В семидесятом году пошли двое пацанов за дровами в лесок, а вернулись пару месяцев назад. Тридцать пять лет гуляли, а внешне не изменились. Их по фотографии сличали пионерской, воспоминания проверяли. А сами потеряшки говорят, что всего часа два хворост собирали.
-- Нормальные перспективы, -- помрачнел Роман, -- если считать, что за два часа здесь проходит тридцать лет, то за наши сутки там уже... почти два века минуло.
-- Сбылась мечта с идиотом, -- усмехнулся Владик, -- всегда хотел посмотреть, что будет через сотню годиков. А тут сразу дважды по сто.
-- Ты, прежде чем в грезах плавать, подумал бы как к городу выйти... или хотя бы к деревне, к поселку, к хижине лесоруба! - оператор незаметно для себя подбавил звука.
-- Не ори не в лесу, -- Прохоров поморщился, как от оскомины, -- а в лесу тем более не ори. Не известно, кто тут шарит по кустам.
-- Да глухомань тут сплошная, -- Владик облизнул пересохшие губы, -- это и стремно. Было бы будущее, тут город стоял бы какой-нибудь, завод, ну, аграрное или фермерское хозяйство.
-- Ага, пришлось бы доказывать, откуда мы им на культурные нивы свалились, -- язвительности Ромке было не занимать.
-- Вот «им» объяснить все проще: проверят данные переписи, сравнят факты. И станем мы осваивать новые цивилизации...
-- В качестве экспоната в лабораторном отсеке, -- ехидствовал Роман.
-- А предкам из прошлого растолковать факт нашего появления и не знание обстановки будет гораздо сложнее, -- монотонно продолжал Владик, проигнорировав колкость оператора, -- у них ведь закон простой был: кто не свой - тот чужак. А хороший чужак - мертвый чужак.
-- Шутник, блин, -- Роману стало не по себе, впрочем, остальным тоже было не весело, и он обратился к Алене: -- а ты чего безмолвствуешь? Водилась ведь с клубниками, ролевиками да реконструкторами, книжки фантастические читала?
Журналистка промолчала, вместо нее ответил Владик, короткой рубленой фразой:
-- Ты бы прежде извинился!
Чудаков присвистнул, такого тона и побелевших глаз он от репортера не ожидал. Неужто паренек тоже в журналисточку втрескался? Просить прощения при всех не хотелось, но пришлось. Наедине можно было бы подурачиться: пасть на колени и покаянно бить кулаком в грудь или лбом в землю ткнуться, орошаясь горькими слезками. Действует безотказно. Но при этих свидетелях выпендреж не пройдет, амнистия возможна, только после почти искреннего раскаяния. И как назло подходящие слова на ум не шли. В голове вертелось что-то вроде: «я больше не буду» и «прости меня, дурака», но это явно было не из нужной оперы. А фраза «я не знаю, что на меня нашло» -- отдавала дешевой сериальной бульварщиной. Банальщины тоже не хотелось.
-- Алена, ты мне нравишься уже давно. Очень сильно нравишься, -- Роман добавил твердости и мужественности, -- Я ни разу не говорил тебе, но я тебя люблю. По-настоящему. И вчера... я думал, что у нас все будет по любви и согласию. В город вернемся -- заявление подадим. У меня квартира есть, зарабатываю неплохо. Сына мне родишь. А ты... -- такого честного и укоризненного взгляда не выдержало бы ни женское сердце, ни монашеская скромность, ни девичье целомудрие, -- а ты мне губу прокусила... насквозь... а у меня там шов был, рассадил как-то... вот я и психанул...
Что еще добавить к столь прочувствованному монологу Роман не знал, но впечатление он определенно произвел.
-- О как, -- хохотнул Владик, -- звезданул по фейсу и она же виноватая, что он сам первый начал.
-- Да что ты понимаешь, -- не удержался от смешка и Андрей, -- он же по любви...
Роман мысленно подивился: пару минут назад они вполне мирно обсуждали случившееся, а теперь мужики откровенно язвят из-за ночного происшествия. Вот уж правду моряки бают, что одна баба в мужской команде не к добру. То есть к добру, но его на всех не хватит и выйдет раздор.
-- Алена, я понимаю, что виноват, но прошу: прости зло тебе без умысла причиненное, -- откуда взялось странное словосочетание, только что слетевшее с его языка, Чудаков и сам не понял, но оно подействовало - Стрелова впервые за день посмотрела на него. Воодушевись, Ромка продолжил: -- когда-нибудь ты сможешь понять и оценить и мою любовь, и мою преданность. А сейчас умоляю: не держи сердце на меня.