Чудаков рванулся вперед -- пару десятков шагов, что отделяли телевизионщиков от мальчишки, оператор пробежал за считанные секунды, не обращая внимания на увесистый кофр с камерой. Мальчонка рефлекторно дернулся, но из цепких рук Романа не особо и вырвешься.
-- Ты откуда? Из какой деревни? Где живешь? На даче? Родители где? Как сюда попал? Взрослые есть? - Ромка тряс паренька за плечи.
-- Рома! Ты что делаешь?!
-- Свихнулся?! Отпусти его?!
Аленка и Андрей подоспели почти одновременно. Водитель едва оторвал Чудакова от ребенка. Девушка стала гладить мальчика по волосам, чтобы хоть немного успокоить.
Вигарь от изумления позабыл все наставления Грана. Он впервой видел таких людей чудных: изъясняются дивно, а делают и вовсе непотребство. Не приветив, как надлежит, хватают ни с того ни с сего, зла-то им он покуда не сделал. Коли ж угадали в нем шпыня, чего не пытали, а выпустили. Один и вовсе на своего кинулся, а второй тетешкаться стал, будто он, Вигарь, несмышленыш.
-- Скажи нам, пожалуйста, откуда ты пришел? - ласково спросил Андрей, приседая перед мальчиком на корточки. Вигарь с любопытством разглядывал незнакомца. Из всего сказано он уяснил только последнее словцо, уж очень оно схоже было с привычным «пришедл». Прохоров медленно и терпеливо повторил.
-- Ты не понимаешь, что он говорит? - Влад правильно расшифровал взгляд мальчишки. Вигарь на всякий случай пожал плечами: словеса вроде и не иноземные, но разумению не поддаются.
Парни попробовали найти общий язык. Серов задал несколько вопросов по-английски, потом по-немецки и развел руками. Эстафету перехватил Прохоров, в школе он учил французский, синтаксис, фонетика и лингвистика из памяти благополучно выветрились, но простейшие стандартные фразы кое-как вырисовывались. Чудаков сформулировал нечто на дикой смеси польско-белорусского языка. Невера тоже проявил частицы таланта полиглота, на чистейшем украинском он, весьма гордый собой, произнес: «Скільки звідсіля до збудованя?».
«Точно гости фряжские и бают не по-нашенски», -- рассуждал меж тем Вигарь.
-- Исполать, -- вдруг отчетливо произнесла Аленка, продолжая машинально водить рукой. Мальчишка встрепенулся, отодвинулся, глянул пристально. - Не бехом гарипы. Не вждати съважати. [1]
Вигарь приободрился, заулыбался.
-- Кой блажите?[2] - нужные слова припоминались не сразу. Все-таки специально древний славянский язык она не учила, хотя и интересовалась дохристианской историей, то есть славянским бытом и мифологией. Фрагменты летописей, попадавшиеся Аленке на глаза, были написаны преимущественно на старорусском. Единственным источником знаний стал небольшой, всего двадцать страниц, словарик, случайно обнаруженный в Интернете, и скачанный без регистрации. Прочитала она его за один вечер, больше из филологической любознательности. Потом иногда пролистывала, если желала добавить в свои стихи элемент древнеславянского колорита.
“Ой, клюкавы[3] вой!” - мысленно восхитился шпынь хитростью вопрошающего. И как только додумался проверить? Давно ведомо, что ратные люди требы Перуну приносят, селищанцы Рода почитают, гости сыто наземь плещут для Радигоста, охотники Деване потроха оставляют, чародеи да знахари о милости Срече кланяются, кто живность растит -- Велесу бороду завивают, кто хлеба сеет - Живу щедро одаривают, кузнецы во славу Сварога огонь жертвенный жгут. Еще мирный люд почитает Карачуна, Ярилу, Купалу, Ладу, Макошь. Для порядку кладут малость снеди полевикам да межникам, лешему да озернику, берегиням да домовым, амбарникам да овинникам, банников и тех третьим паром ублажают. И лишь тати Переплута чтят.
Таится Вигарь не стал, все ж три весны у Перуновых огней грелся, но и всей правды не открыл. Перстами в небо указал, затем вид сделал будто лук натягивает, а как сорвалась с незримой тетивы стрела, ногами затопал.
-- Перуне? - догадалась Аленка, мальчик согласно кивнул. Обрадовавшись, что ребенок ее понимает и даже отвечает, журналистка решилась на довольно-таки щекотливый вопрос: -- Отнуду не рех[4]?
Лицо парнишки окаменело, в глазах заплескалась дикая звериная злость. Вигарь вдруг восхотел поведать этому человеку с добрым голосом и про славную жизнь в селище, и про свои ловы, и про Ладино древо, и про черное пепелище. Отрок мнил, что ежели един раз отважится он молвить как было, то снова болтать будет. Но гнал Вигарь от себя воспоминания черные, вот и ныне шуйцу на выю положил и покрутил головою.