Будущую картину Алеся представляла себе очень четко, в мельчайших деталях: пустынный гриф, поселившийся на заброшенной мансарде. Девушка устроилась на лавочке как раз перед домом с загадочным чердаком, пристроила на коленях доску, кнопками прикрепила лист бумаги. Рука с кусочком угля быстро заскользила, заполняя белое пространство короткими черными штрихами.
Погрузившись в работу, художница и не заметила, как рядом присел какой-то парень. Лишь где-то на периферии сознания, машинально отметила, что у незнакомца, нахально заглядывающего в ватман, темные волосы, черная куртка, камуфляжной расцветки штаны, заправленные в пыльные берцы. Парень что-то рассказывал в полголоса. Привычки вслушиваться в чужое бормотание у Алеси никогда не было, да и мало ли помешанных, предпочитающих мирно беседовать с самим собой? А если он нормальный, но просто лишку хватил? Вот и тянет мужика на разглагольствования без разницы в чьем обществе. Выслушивать пьяную чушь Лесе не хотелось, все равно созидательный порыв был сбит да и дождик стал накрапывать. Эскиз можно и на диване доработать. Алеська профессионально оценила получившийся набросок, еще раз взглянула на позировавший ей дом: не упустила ли чего? И замерла - парень читал стихотворение про грифа:
Раскатан холст следами белых пятен
Рассыпан уголь чередою тихих рифм
И в пустоту, как в круговерть объятий
Упал с небес подбитый болью гриф.
В мистику художница упорно не верила, хотя в ее рисунках придуманные персонажи жили своей детально прорисованной картинной жизнью. Они ходили по несуществующей земле, марая в дорожной пыли бесполезные крылья, никогда не наполнявшиеся воздухом. Они пили кристальный эфир и плакали от переизбытка окружающей их бесчувственности. Они творили и создавали новый миф, не представляя, насколько он реален. И чердачный гриф был из той же когорты сказочно-обыденных существ. Только вот стихи, созвучные настроению картины она услышала впервые.
Проповедовать легче, чем прощать
Скрипучих лестниц не считать ступени
Чердачный гриф не будет обещать
Раскинуть крылья, нежась в лучах лени
Большая черная птица издевательски выгнула шею и насмешливо зашипела-заклекотала желто-песочным клювом. В солнечных столбах чердака завихрилась пыль десятилетий. По углам дружелюбно зашуршали мышата.
С тоски чернел, и кис от тишины
Он клювом долго щелкал вхолостую
Сжимая в лапке медальон с войны
Шальную, в воздух брошенную пулю
Голос у парня еще больше охрип и потускнел. Он читал без выражения, словно говорил о пустяшных вещах. И вместе с тем у Алеси было такое ощущение, что все слова только оболочка, в которую, как в подарочную коробочку, завернут смысл внутреннего мира этого человека.
Он не ловил обид, не помнил зла
Дыханье слито с домом в одном ритме
Пустыня чердака его взяла, спасла
И глухо слушала вечерние молитвы
А еще... совершенная пустота во взгляде, неподвижность падения в пропасть, замершая секунда, претворившая пределы вечности. Алесе стало немного не по себе. Как и любому принципиальному оптимисту при встрече с таким же харизматичным пессимистом. Только... черно-белое видение мира, интерпретированное на бумагу, составляло лишь часть ее личности. А мрачность парня была целостной и постоянной.
Ему вторила пыль и стон шагов
Бродили сны в кошмаре полосатом
И плакал гриф, без видимых оков
На крепкой привязи чердачного каната
Такого душевного единения автора и созданного им героя Алесе наблюдать не доводилось. На чердаке умирал не черный гриф, а незнакомец. Ненужные, облетевшие перья устилали грязный пол, хриплый крик превратился в приглушенный стон. Эмоции перехлестнули искусственно возведенный каменный мол и потекли по щекам солоноватыми каплями.