— Как вы подросли, ребята!
— Дядь Демид, ты приехал, как здорово! А Мик где? А ты насовсем, или опять на немного? — засыпали его вопросами.
— Насовсем. Мик дома, идите с дедом обнимитесь, вон, пыхтит уже, как самовар!
— Запыхтишь тут! — буркнул Коля, внимательно рассматривая своих чиграшей. — Не, вы это, чё там делали, глянь, как вытянулись??
— Дед, у нас сандали малы стали.
— Во, один расход, блин! — ероша короткие стрижки внуков, довольно улыбался Коля.
Так и пошли домой — большой теперь и полной семьей: весело гомонящие ребята, дед, Маринка, бережно поддерживаемая Демидом, хорошо!
А уж дома, когда выяснилось, что послезавтра дядь Демид станет настоящим мужем, оба завопили от радости.
Петька совсем даже и не расстроился, что будет все-таки девочка:
— Да ладно, они забавные, согласен! Только имя чур мы выбираем!!
— Если не Николетта, то да! — заулыбалась Маринка.
В отличие от Маринки (пришлось идти в ЗАГС в широком платье — не пойдешь же в легинсах и тунике) и Демида, тот тоже надел джинсы и голубую рубашку, мальчишки и дед принарядились. Наглаженные стрелки на брюках деда, казались острее бритвы, а сыновья, загорелые, в белых рубашках с короткими рукавами, подчеркивающие их загар, торжественные, обращали на себя внимание сразу.
А у ЗАГСА поджидали ещё и Костаревы с Арсюхой, Наталья с Володей, Танюшка с дочкой и мужем. Маринка прослезилась:
— Я вам всем так благодарна!!
Получилось торжественно и красиво — сыночки, убежав на минутку, принесли красивый букет для мамы, растрогав этим всех присутствующих женщин.
— Какие достойные у вас дети! — сказала расписывающая их женщина, чем опять вызвала слезы у Маринки.
— Марин, ведь возьму на руки, если будешь рыдать! — шепнул Демид.
— Ты что? — испугалась Маринка. — Я тяжелая, уронишь ещё!
— Тогда не хнычь!
— Это я от радости!
Букетов получилось много, Костаревы принесли аж три, сказав, что оба сына просили подарить молодой цветы от их имени — мальчишки, дед, Натальина семья. Маринка подрастерялась:
— Куда мне столько? Я и не думала, что так может быть??
— Может, может!
Вот так, всей компанией и поехали в деревню, где уже вовсю расстаралась тоже ставшая совсем родной баба Шура. Мужики занялись мужским делом — шашлыком, женщины пробовали приготовленные Шурой национальные кушанья, мальчишки, переодевшись и расцеловав маму, убежали поздороваться с приятелями, твердо пообещав прийти, «как только запах шашлыков учуют».
Марина сидела, как свадебный генерал — в старом, удобном кресле под яблонькой — стали отекать ноги, да и жарковато было, посматривая на всех сразу и любуясь своим таким родным и самым нужным Демидом.
— Господи, как я благодарна тебе за всех моих: Демида, сыночков, малышку, вон даже папа каким другим стал!
— Марин, ты чего такая кислая?? — спросила Лида.
— Теть Лида, я не кислая. Я просто боюсь, что все это сон, проснусь — а рядом эти… — она передернулась от омерзения.
— Ну, если честно, Марин, то, прости, скорее всего, по-другому сложись, ты бы ничего так и не поняла, уж очень, опять же, прости, по-идиотски всегда себя вела.
— Согласна. Я ведь когда ушла оттуда, от этих… на самом деле шла, куда глаза глядят, а эта дорога в никуда — к моим всем любимым мужчинам привела! — и засмеялась — один из любимых мужчин был тут как тут, и виляя хвостом, выпрашивал ласки.
— Иди сюда, самый лучший, самый красивый пес на свете!
От мангала откликнулся Демид, видя эти обнимашки:
— Вот скажи, Лидия Сергеевна, променяла бы ты своего Марка на псину? — сам себе и ответил: — Нет, вряд ли! А моя, два часа как только жена, уже с другим милуется!!
И был такой замечательный праздник, все шутили, смеялись, желали не только Маринке и Демиду добра и тепла — всем теперь уже шестерым членам… такой многофамильной семьи.
— Смотри, на шестерых пять фамилий: Носов, Мазырины, Тарасов, Захаров. Шур ты как у нас, забываю все?
— Джураева.
Пока Коля рассуждал о таком вот непорядке в его большой семье, Валик и Петька о чем-то серьезно разговаривали с Володей, тот внимательно слушал, потом негромко сказал:
— Попробуем!
— Чё вы там пробовать хотите? — тут же заинтересовался любопытный дед, услышав последнюю фразу.
— Да, дед… — начал Валик, а Чаплинский засмеялся: