Петька так и сидел, сжавшись в комочек, горько всхлипывая, никак не укладывалось в его голове, что он остался один, и так далеко его настоящий дом, где есть и ванная, и туалет, и школа, и секция, и ребята, и дед.
Дед в это время осунувшийся, сильно похудевший и совершенно трезвый разговаривал с Лидой и Натальей — очень просил их приехать, поговорить.
— Девки, вы меня простите. Я знаю, что скотиной стал, после Галинки, девки, но я с ума схожу от неизвестности. Ведь я её, суку за внука… — он зажмурился и судорожно вздохнул. — Верите, спать не могу, жрать не могу, Петюня перед глазами стоит! Десять лет ведь всего!! Я, козел полупьяный не понял, когда он звонил из аэропорта, что беда. Девки! — он поднял измученные глаза. — Вы хоть меня не бросайте!! Я жить не хочу — одно только и держит — может, что прояснится про Петюню.
Девки, горестно смотревшие на него, обе не сдержали слез.
— Коль, Володя постоянно тормошит своих, но чужая страна, одно только и сообщили, что проверка по городам результатов не дала — не появлялись Носова Марина и Тарасов Петр в них, скорее всего, сразу в горы увезли, а там… Надеемся, Коль, что мозги включит Маринка, она у тебя девка кредитная, может, извернется как.
Что можно было ещё сказать?? И Маринка, и Коля, оба виноваты в случившемся, но добивать этого, убитого горем и неизвестностью мужика, совсем не хотелось.
— Я, девки, выгнал на хрен всю черноту из квартиры съемной. Вещи вышвыривал в окно с пятого этажа, опечатали с участковым её. Пусть сука только сунется. Муж, я ему устрою мужа! — вскинулся было Коля и опять горестно поник. — Петюня мой, Петюня!
Валик притащил немного — остались старенькие джинсы, спортивный костюм и два стареньких же джемперочка — в кои-то веки скупость Маринки пошла на пользу, те, кто прошарил в домике, забрали все новое, ношенные вещи не тронули. Петька горестно вздохнул.
— Не горюй, Петь, я ещё успел самые нужные принести, утром там не останется ничего, местные все утащат, знаю я их. А ношеные вещички, они в глаза совсем не бросаются! Так, — Валик о чем-то глубоко задумался, потом вскочил. — Пошли-ка к бабке Шуре добежим, посоветуемся.
Пошли опять задами, Валик ловко перелез через какие-то колышки.
— Вон тут дырка, лезь в неё.
— Баб Шура, приветствую тебя! — заходя в маленький домик, сказал Валик.
— Валик, ты почему долго не заходил? — довольно сносно спросила по-русски маленькая, сухонькая старушка.
— Дела были, вот привел братика своего найденного — Петьку.
— Слышала-слышала! — старушка погладила морщинистой рукой Петьку по голове. — Ай, беда большая!
— Баб Шура, Шухрон-апа, — низко поклонился ей Валик, — пришел к тебе за советом и помощью. Ты сама говорила, училась и жила в другой стране — СССР, где все были братьями и не делали различия по национальностям. Помоги советом мудрым!!
Бабуля заулыбалась:
— Валик, ты оказывается умеешь вежливым быть?? Чем я могу тебе помочь, старая и одинокая?
Валик совсем тихонько сказал ей, что собираются уходить в Россию.
— Там у Петьки дед остался и папка есть, я давно уже собирался на родину, сейчас вот надо больного пацана туда попытаться довести, пропадет ведь здесь, сама знаешь! — шептал Валик, а Петька, умученный и зареванный, положив голову на стол, крепко спал.
— Слабак ведь, да ещё и астма у него, дышит, вон, как побыстрее пойдет, как свисток внутри у него. Чё скажешь?
Старушка погладила его по голове.
— Славный ты мальчишка, меня вот не бросаешь, и этому мальчику хочешь помочь. Первое, его надо покрасить в черный цвет, пока идете, загорит, волос темный, не так будет в глаза бросаться всем, а что глаза светлые, так на Памире полно таких, говорят, что это идет ещё со времен похода Македонского на Персию — сколько веков рождаются светлоглазые и рыжеватые таджики, что в горах живут… Подумаю я крепко, давай до завтра?
— Да, баб Шур, обещаю, доберемся если — денег тебе заработаю и пришлю, ты только дождись, не помирай, ты же мне настоящая бабушка стала.
— Хорошо, внучек! — печально улыбнулась Шухрон-апа, — дождусь!
Поутру Валик с Петькой опять погнали овец… а бабулька полезла в свои стародавние запасы, нашла два пакета иранской краски, от одного чуток отсыпала, развела и нанесла на свои седые волосы, цвет получился что надо, жгуче-черный.
Через три дня овцы, явно кем-то напуганные, испуганно блея, неслись с горы, а пастухов не было. Сначала подумали, что мальчишки задержались, мало ли, у Валика нога подвернулась, придут — куда денутся.