Только долгие разговоры в короткие зимние дни и спасали, они разговаривали обо всем, Демид пересказывал ей книги, она же, читавшая только детективы и про любовь, вспоминала всякие фильмы. Иногда они ожесточенно спорили, Демид специально заводил её, понимая, что городской жительнице здесь с непривычки очень нелегко.
— Марин, ты подожди немного! — понимая её состояние, говорил Демид. — Вот день пойдет на плюс, солнце будет греть, как в Альпах, загорать можно будет на снегу. Бывал я в той жизни на горнолыжных курортах, нравилось лететь с горы. Здесь-то вот попробовать можно, но подниматься потом замучаешься, подъемников не предвидится ещё ближайшие лет пятьдесят, а то и больше, это в Союзе все развивалось, сейчас никому не нужно, кто как может, так и выживает. А ведь скоро Новый год, ты как в школе игрушки какие-нибудь делали? Елочка вон неподалеку растет, чем-то надо украсить, не басурмане же мы в конце-концов. Я смотаюсь вниз, не знаю, как скоро вернусь, если снег не выпадет, то быстро обернусь, а нападает, буду пробиваться долго.
— Демид, — перепугалась Маринка, — может, ну его, Новый год, не ходи никуда?
— Да надо, своих поздравить, не прозвонюсь, матушка волноваться станет, а возраст-то восемьдесят семь. Продуктов подкупить, вроде по моими приметам снег не должен выпасть, да и неделя ещё до Нового года, не скучай, Мик с тобой будет.
Пару дней она прожила спокойно, натопила баню, всласть намылась-напарилась, добежала до домика завернувшись в полотенце, по горнице шлялась в одном халате на голое тело, при Демиде-то такое не позволишь.
Раньше бы — да, Маринка давным-давно спровоцировала его на близость, сейчас же эта часть женской сущности конкретно умерла. Ничего не откликалось в ней при упоминании даже самых горячих, бывших в её той жизни, мачо.
Демид, он замечательный, как жаль, что не встретился тогда такой вот замечательный мужчина. А потом с горечью поняла, такого вот Демида тогда судьба ей бы никогда не послала, она в то время слепая была, конкретно. А сейчас, вот с таким Демидом точно, как у Христа за пазухой будешь, да только есть одно но, ей тут в горах жить… ну, недолго она согласна, а насовсем, ну, не ёе это, а Демиду к людям совсем не хочется. Да и нет у него к ней любви никакой, так — случайная Микова находка.
И задумалась:
— А сама-то она смогла бы его так сильно полюбить?
И не было у неё ответа на этот вопрос. На третий день она затосковала по Демиду, настороженно вглядывалась в его следы, истово просила теперь только у Бога, чтобы не начался снегопад, и вернулся побыстрее Демид.
Он появился только к вечеру пятого дня, когда Маринка уже вся извелась. Учуял его, конечно, Мик, заскулил и начал рваться на улицу, Маринка быстренько оделась и выскочила вслед за Миком, бегом побежала к появившемуся из-за поворота Демиду. Тот обивался от прыгающего на него Мика, а Маринка не добежав нескольких шагов, остановилась, прижав руки к груди.
— Демид, наконец-то!
— Ага, заждались меня? — улыбнулся Демид, — Я тоже переживал, как вы тут?
— Да нормально, только скучно и тревожно, если честно.
— Ну все, теперь до весны никуда не пойду!!
Демид весь вечер не знал, как лучше сказать Маринке про сына, понимая, что она точно будет рыдать-решил подождать до утра.
Вместе разобрали продукты, Маринка порадовалась мандаринам и конфетам, гирляндам и немногочисленным елочным игрушкам.
— Демид, я как ребенок рада, наверное, для всех нас Новый год — это всегда елка, игрушки, мандарины и подарки с конфетами.
Утром все было как всегда, потом Демид отдал Маринке распечатку передачи, сделанную Файзуллой на принтере.
— Марин, тут вот про твоего сына, я буду на улице, ты наверняка одна захочешь это прочитать.
У Маринки затряслись руки, она без сил опустилась на топчан.
— Дда, я хочу одна…
Демид кивнул, и они с Миком вышли во двор. Демид рубил какие-то сучья, Маринка боялась… боялась начать смотреть эти черно-белые листочки… потом судорожно вздохнула и взяла первый — на принтере лицо отца было старым, он сильно похудел, она подумала, что это от краски в принтере, начала читать…
На третьем листке она споткнулась, с фотографии на неё глядел испуганный, зажавшийся сын!!
— Мамочка, мамочка моя, родименькая, мамочка!! — захлебывалась слезами Маринка. — Сынок, живой, увижу ли я тебя хоть когда-нибудь??
Она уже не рыдала, она выла жуткой раненой волчицей…
Мик заскулил и рванулся к двери, Демид поспешно бросив топор, побежал в дом — Маринка, стоя на коленях на полу, зареванная, растрепанная, не видя и не слыша ничего, выла на одной ноте.