— Эта сволочь не объявлялась?
— Какая? А, чурбан? Не, с месяц назад какой-то брат заявился, чего-то там бормотал, что он родня, имеет какое-то право. Я послал, он не понял, Чаплинский помог, в ментовке побывал этот козел, больше не появляется.
— Паспорт мой российский где?
— Да где и лежал — в ящике твоем.
— Я схожу, заявление на развод подам.
— Я хотел тебе про это сказать, честно — боялся, думал, орать придется, мало ли, прошло все у тебя.
— Нет, пап, никогда не пройдет, эта погань меня и, — она судорожно выдохнула, — Петьку продал на самом деле. Вон, как корову или курицу. Сына астма спасла, он при них задыхаться стал, побрезговали поначалу, а там, не будь этого мальчишки, нашелся бы какой-нибудь озабоченный! — она опять дернулась. — Я, ладно, сама полезла, а сын, когда он пропал, я только одного хотела — сдохнуть!
И Коля, вечно орущий и обзывающийся, молчком подсел к ней, обнял крепко и горестно так сказал:
— Что же мы с тобой за идиота два уродились-то? Маринка, дочка, я такая сволочь!!
Маринка, не поднимая головы, горько призналась:
— Я ещё хуже!
Зазвонил Колин сотовый, он нажал на кнопку, послышался торопливый женский, что-то причитывающий голос.
— Тихо, Шур, не торопись, чего у тебя? Так, так, понял, ты это, там, у крана внизу краник закрути, чтоб вода не лилась. Я приеду, сама на колонку сходи, воды для питья только набери с одним ведерком, маленьким. Большое не тащи, рухнешь ещё, меня Валик съест. Приеду, Шур, все сделаю, не волнуйся!
— Маринк, там в деревне кран сорвало, я поеду, а то Шурка в истерике уже. Смешная она: «Коля, дорогая, бида случилас» — передразнил он её.
— Мальчишек зовет «Валик моя», и «Петинька моя». Добрая, им все позволяет, а они как два мужика, охраняют её, помогают все время, то шоколадку ей принесут, то платок какой выберут, подарят, она сначала плачет, а потом бабкам на улице хвалится внуками-то. Ладно, дочь, я пошел собираться, ты это сходи вон на рынок. Одежда твоя вся тебе теперь велика. Деньги на тумбочке.
— Спасибо, пап.
Маринка полезла в гардероб, оглядела все свои шмотки, прикинула к себе, усмехнулась, достала паспорт, нашла старую сумку, положила кошелек, ключи, повертела в руках некогда любимую ярко-красную помаду женщины-вамп, опять усмехнулась и выбросила её в мусорку. Пошла вначале в ЗАГС. Поскольку совместных детей не было, и ещё узнав, что она та самая Носова, чьих мальчишек отстаивали в передаче у Малахова — ей пошли навстречу, пообещав оформить все в кратчайшие сроки.
Поблагодарив, пошла к местному Черкизону — небольшом рынку. Там, едва завидев азиатские личности, резко передумала, понимая, что люди эти совсем не при чем, но сил видеть их, а тем более что-то спрашивать-отвечать, не было никаких. В большом торговом комплексе заметно успокоилась, выбрала в первом же магазинчике подходящие по размеру джинсы, бриджи, пару кофточек. Неподалеку купила босоножки и балетки. Устала здорово, не физически, а от многолюдья. Не стала дотошно как раньше, выбирать — прикупила пару лифчиков, трусов и вдохнула облегченно только дома.
Торопливо включила комп, зашла в скайп, и тут же пошел вызов — Демид звонил.
— Привет! — внимательно вгляделся он в неё. — Что-то видок твой не впечатляет, напряги?
— Да, знаешь, утомилась, ходила в ЗАГС, на развод заявление подала, по магазинам прошлась, кой чего прикупила и устала от многолюдья, от шума-гама.
Демид усмехнулся:
— Знакомо, я первый год, когда приехал домой, мало куда выходил, напрягало сильно, сейчас привык.
Он дотошно выспрашивал Маринку, что и как, она, разговаривая с ним, повеселела, даже заулыбалась.
— Марин, я дней восемь здесь буду, ты звони, мало ли, что-то понадобится, в любое время. Даже если меня не будет, увижу, что был звонок. Дома, сама знаешь, Мик бродяжничать начнет, если я надольше задержусь.
— Демид, я по нему уже сильно скучаю.
— А по мне? — хитро глянул на неё Демид, думая, что Маринка улыбнется.
Она очень серьезно сказала:
— А по тебе — тем более, я пока как лодка в море, вы с Миком мой причал.
— Не грусти, все наладится. Через пару недель скажешь, что так и було.
ГЛАВА 18
Но что-то никак не налаживалось. Съездила на работу, зав отделением сказал, что надо написать заявление вновь и хоть завтра приступать. Маринка покачала головой:
— Извините, Сергей Петрович, пока я не могу в многолюдье, тревожно мне, а значит, и работать не получится.