— Да, теть Лид, думаешь, есть у меня время?
— На себя-то? Всегда найдешь, вон, Галя твоя, пусть и грузная, а такая приятная женщина, всегда с прической, любо-дорого посмотреть!! — Ушли в небытие её роскошные, до попы, волосы, теперь они были до плеч. — Всегда подкрашенная, улыбчивая, а ты вечно насупишься, как бычок какой!
Маринка мялась и говорила что-то невразумительное, типа кому надо, полюбит и такую. Начинала общаться тесно с одним, знакомилась с его приятелями, приглядывала подходящего среди них, «дружила» иной раз с двумя… Короче, была в свободном поиске.
Лида наконец-то увидела новую квартиру:
— Класс, Галь, все суперски! Но у тебя по-другому, я не сомневаюсь, быть не может.
Петеньку по совету врача решили в школу отдавать с восьми лет, благо бабуля была рядом.
А в октябре, в первых числах, позвонила Маринка Лиде и бухнула:
— Теть Лид, мама в реанимации!!
— Как в реанимации, мы с ней два дня назад по телефону? — растерянно проговорила Лида. — Что, ноги?
— Да нет, резко упало давление — увезли на «Скорой» и уже сделали операцию.
— Ккакую?
— Панкреонекроз!
— Да ты что?? — Лида, далекая от медицины, знала, что поджелудочная не оперируется. — Кошмар! И как она сейчас?
— В сознание не приходила ещё! Я попробую, как она придет в сознание к ней прорваться, все-таки коллеги же мы.
И были долгие десять дней, Лида и Наталья очень переживали за Галюню, у той сначала никак не хотели заработать почки, только порадовались, что заработали, оставался аппарат искусственного дыхания. Маринка в субботу побывала-таки у матери, сказала ей, что все переживают и надеются. Галюня только глазами показала, что поняла.
А через два дня Маринка, едва сказав:
— Теть Лид, мама умерла! — бросила трубку.
Сказать что Лида с Натальей были в шоке — ничего не сказать, Лида всю жизнь знала, что у Галинки сильно болят ноги, про поджелудочную не было и речи, ну жаловалась Галинка иной раз на изжогу.
— Наташ, — едва сдерживая слезы, говорила Лида. — Мы с ней вот в августе — приезжали из Беларуси продавцы с товаром, ходили по площади, она меня утомила. Я все палатки по три раза обошла, а она дотошно все рассматривала, приглядывалась, примеряла. Я её за руку — говорю:
— Носова! У тебя в кошельке пятьдесят рублей и ноги твои больные, хорош уже зырингом страдать.
— Лидка, не поверишь, я во время зыринга забываю, что ноги мои болят.
— Наташ, а ведь я за более чем тридцать лет ни разу с ней и не поругалась, умела Галюня наша сглаживать острые углы.
— Да уж, буфером была между Колей и Маринкой! — согласилась Наталья.
И было дико видеть за поминальными столами много общих знакомых, а Коля убито говорил:
— Вот, хотела всех собрать на новоселье — собрала.
Маринка на кладбище кричала, истерила, рвалась куда-то, возле неё постоянно был невысокий молодой человек, поддерживал, или совсем крепко обнимал, едва стоящую на ногах Маринку. Лида тормошила её, стараясь достучаться до неё, но та только повторяла:
— Моя мама умерла!
А потом начался ад. Где-то ближе к сорока дням сорвался и запил Коля, и понеслось — не с кем стало оставлять Петю — Маринка работу не хотела менять, в городе, по сравнению с московской, зарплата была вполовину меньше. Коле оставалось чуть больше двух лет до пенсии. Тот молодой человек, Шурик, был рядом, и на него просто возложили обязанности уводить и приводить Петю от согласившейся присматривать за ребенком женщины — у неё своих было трое, вот и взялась она приглядывать за Петей, естественно, за плату.
Маринка бухтела, что дорого, плакалась Лиде, что водит его три раза в неделю на дошкольные занятия и на теннис — все так дорого.
— Вся жизнь сейчас дорогая. У тебя есть дед, что он внуку не поможет? Квартиру материну, отсуженную сдавать начни, крутиться всем приходится сейчас.
ГЛАВА 3
Лиде позвонил сын:
— Мам, к тебе заедет мой сослуживец, я там кой чего с ним передал, через два дня будет у нас.
— Ох, сынка, лучше бы ты сам приехал, да и женился бы наконец!
— Мам, невесту не нашел ещё! Приеду, мам, точно, скорее всего, к маю! Сам безумно по тебе соскучился, ты у меня суперлюбимая женщина!!
— Суперлюбимую на три года не оставляют.
— Мам, я ща в командировке, на Дальнем Востоке, за Уссурийском, отбуду и в отпуск, сразу два у меня получается. Ещё и ругаться будешь! Про Леху ничего?
— Нет, глухо! — Паскудство такое! Мам, я скоро приеду, знаешь как я тебя люблю?