Выбрать главу

    – Пажалста, - сказал один из них.

    – Спасибо, - сказал другой.

    Все выпили.

    Старик поставил свой стакан и сказал:

    – Для нас это честь - находиться в вашей стране.

    – Вам нравится?

    – Да, - ответил Старик. - Очень нравится.

    Снова заиграла музыка, и две толстые женщины в серебристом трико вышли на бис. Зрелище было сногсшибательное. Без сомнения, то была невиданная, поистине замечательная демонстрация владения своим телом и мышцами, ибо, несмотря на то что та, которая до этого виляла задом, продолжала делать то же самое, другая, с грудями, застыла, как дуб, в центре помоста, воздев над головой руки. При этом она вертела своей левой грудью по часовой стрелке, а правой - против часовой стрелки. Одновременно она вертела задом, и все это в такт музыке. Постепенно темп музыки возрос, и по мере его нарастания скорости кручения и верчения тоже увеличивались. Некоторые египтяне были настолько заворожены тем, что груди женщины крутятся в противоположных направлениях, что невольно повторяли движения грудей своими руками. Держа перед собой руки, они описывали круги в воздухе. Все топали ногами, кричали от восторга, и две женщины на сцене продолжали улыбаться своими застывшими бесстыжими улыбками.

    Но вот все кончилось. Аплодисменты постепенно стихли.

    – Замечательно, - сказал Старик.

    – Вам понравилось?

    – Еще как.

    – Эти девушки, - сказал человек с золотым зубом, - они особенные.

    Уильям не мог больше сдерживаться. Он перегнулся через столик и спросил:

    – Могу я задать вам вопрос?

    – Пажалста, - сказал Золотой Зуб. - Пажалста.

    – Какие женщины вам нравятся? - спросил Уильям. - Вот такие, - и он показал руками, - тонкие? Или вот такие - толстые?

    Золотой зуб ярко сверкнул за широкой улыбкой.

    – Я сам, я люблю таких, толстых. - И две пухлые ладошки нарисовали в воздухе большой круг.

    – А ваш друг? - спросил Уильям.

    – За своего друга, - ответил он, - я не могу говорить.

    – Пажалста, - ответил друг. - Вот таких.

    Он усмехнулся и нарисовал руками в воздухе толстую женщину.

    – А почему вам нравятся толстые? - спросил Юнец.

    Золотой Зуб подумал с минуту, а потом спросил:

    – А вам нравятся худые, а?

    – Пожалуйста, - ответил Юнец. - Мне нравятся худые.

    – А почему вам нравятся худые? Скажите мне.

    Юнец потер ладонью затылок.

    – Уильям, - спросил он. - Тебе нравятся худые женщины?

    – Мне - да, - ответил Уильям. - Я к ним привык.

    – Мне тоже, - сказал Юнец. - Но почему?

    Уильям задумался.

    – Не знаю, - сказал он. - Сам не знаю, почему нам нравятся худые.

    – Ха, - произнес Золотой Зуб. - И вы не знаете.

    И он перегнулся через столик и торжествующе сказал Уильяму:

    – Вот и я не знаю.

    Но Уильяма такой ответ не устроил.

    – Старик говорит, - сказал он, - что раньше в Египте все богатые были толстыми, а все бедные - худыми.

    – Нет, - сказал Золотой Зуб. - Нет, нет и нет. Посмотрите вон на тех девушек. Очень толстые. Очень бедные. Посмотрите на королеву Египта Фариду. Очень худая. Очень богатая. Так что ошибаетесь.

    – Да, но как было в давние времена? - спросил Уильям.

    – Что такое - давние времена?

    – Ладно, - сказал Уильям. - Оставим это.

    Египтяне пили кофе и при этом производили те же звуки, что и вода, которая уходит из ванны. Выпив кофе, они поднялись, чтобы уйти.

    – Уходите? - спросил Старик.

    – Пажалста, - ответил Золотой Зуб.

    – Спасибо, - сказал Уильям.

    – Пажалста, - сказал Юнец.

    Другой египтянин сказал:

    – Пажалста.

    А Старик сказал:

    – Спасибо.

    Они пожали друг другу руки, и египтяне удалились.

    – Лопухи, - сказал Уильям.

    – Самые настоящие, - согласился Юнец.

    Все трое продолжали с удовольствием выпивать до полуночи, пока к ним не подошел официант и не сказал, что заведение закрывается и наливать больше не будут. Они в общем-то и не были пьяны, потому что выпивали медленно, и чувствовали в себе силы продолжать.

    – Говорит, мы должны уйти.

    – Хорошо. А куда пойдем? Куда пойдем, Старик?

    – Не знаю. А куда вы хотите?

    – Пойдемте в какое-нибудь заведение вроде этого, - сказал Уильям. - Мне тут понравилось.

    Наступила пауза. Юнец поглаживал ладонью затылок.

    – Слушай, Старик, - медленно произнес он. - Я знаю, куда хочу пойти. Я хочу пойти к мадам Розетт и спасти всех ее девушек.

    – А кто это - мадам Розетт? - спросил Уильям.

    – Великая женщина, - ответил Старик.

    – Грязная старая сирийская еврейка, - сказал Юнец.

    – Паршивая старая сука, - сказал Старик.

    – Отлично, - сказал Уильям. - Пошли. Но кто она все-таки такая?

    Они сказали ему, кто она такая, рассказали о телефонных разговорах, о полковнике Хиггинсе, и Уильям сказал:

    – Пошли немедленно. Спасем всех девушек.

    Они поднялись и вышли. Оказавшись на улице, они вспомнили, что находятся в весьма отдаленной части города.

    – Придется немного пройтись, - сказал Старик. - Извозчиков тут нет.

    Была темная звездная безлунная ночь. Улица была узкая и неосвещенная. На ней сильно пахло каирским запахом. Они шли в тишине, иногда проходя мимо мужчин, которые стояли в темноте по одному или по двое, прислонившись к стене, и курили.

    – Говорил ведь - лопухи, - сказал Уильям.

    – Самые что ни на есть, - поддержал его Юнец.

    Так они и шагали нога в ногу - коренастый рыжий Старик, высокий темноволосый Юнец и высокий юный Уильям. Последний шел с обнаженной головой, потому что потерял свою фуражку. Они направлялись наугад к центру города и были уверены, что там найдут извозчика, который отвезет их к Розетт.

    – А как рады будут девчонки, когда мы их освободим, - сказал Юнец.

    – Еще как! - сказал Старик. - Надо будет это отметить.

    – Она действительно держит их взаперти? - спросил Уильям.

    – Нет, - ответил Старик. - Не совсем так. Но если мы сейчас их освободим, то им, во всяком случае сегодня, не придется работать. Видите ли, в ее заведении простые девчонки, которые днем работают в магазинах. Каждая из них совершила какую-нибудь ошибку, которой Розетт либо воспользовалась, либо узнала о ней, а теперь держит их всех на крючке. Она заставляет их приходить к ней вечером. Но они ненавидят ее и не на ее деньги живут. Будь у них возможность, так они бы зубы ей выбили.

    – Мы дадим им такую возможность, - сказал Юнец.

    Они перешли на другую сторону улицы.

    – Слушай, Старик, а сколько там будет девушек? - спросил Уильям.

    – Не знаю. Думаю, около тридцати.

    – О Боже, - сказал Уильям. - Вот это будет вечеринка. Она действительно очень плохо с ними обращается?

    – Ребята из тридцать третьей говорили мне, что она им ничего не платит, может акеров двадцать за ночь. С каждого клиента она берет сто или двести акеров. Каждая девушка зарабатывает для Розетт от пятисот до тысячи акеров за ночь.

    – Вот это да! - воскликнул Уильям. - Тысяча пиастров за ночь, и тридцать девушек. Да она, должно быть, миллионерша.

    – Самая настоящая. Кто-то прикинул, что, даже если не учитывать другой ее бизнес, она зарабатывает в пересчете на английские деньги что-то около тысячи пятисот фунтов в неделю. А это... дайте-ка подумать... пять-шесть тысяч фунтов в месяц. Шестьдесят тысяч фунтов в год.

    Юнец словно очнулся.

    – О Господи, - произнес он. - О Господи Боже мой. Грязная старая сирийская еврейка.

    – Паршивая старая сука, - сказал Уильям.

    Они оказались в более цивилизованной части города, но извозчиков по-прежнему не было.