— Пажалста, — сказал один из них.
— Пажалста, — сказал другой.
Они поднялись, пожали Уильяму руку и последовали за ним к столику, за которым сидели Старик и Юнец.
— Познакомьтесь с моими друзьями, — сказал Уильям. — Это Старик. Это Юнец. А меня зовут Уильям.
Старик и Юнец поднялись, все пожали друг другу руки, египтяне еще раз повторили «пажалста», и все сели.
Старик знал, что их религия запрещает им пить спиртное.
— Будете кофе? — спросил он.
Тот, у кого был золотой зуб, широко улыбнулся, поднял руки ладонями кверху и слегка пожал плечами.
— Мне — да, — ответил он. — Я к нему привык. А вот за своего друга я не могу говорить.
Старик взглянул на друга.
— Кофе? — спросил он.
— Пажалста, — ответил тот. — Я к нему привык.
— Отлично, — сказал Старик. — Значит, два кофе.
Он подозвал официанта.
— Два кофе, — заказал он. — Да, и еще кое-что. Юнец, Уильям, еще пива?
— Мне — да, — ответил Юнец. — Я к нему привык. А вот за своего друга, он повернулся к Уильяму, — я не могу говорить.
— Пожалуйста, — сказал Уильям. — Я к нему привык.
Ни тот ни другой при этом не улыбнулись.
— Отлично, — сказал Старик. — Официант, два кофе и три пива.
Официант принес заказ, и Старик расплатился. Старик поднял свой стакан и, повернувшись к египтянам, произнес:
— Будьте здоровы.
— Будьте здоровы, — сказал Юнец.
— Будьте здоровы, — сказал Уильям.
Египтяне, казалось, поняли их и подняли свои чашки с кофе.
— Пажалста, — сказал один из них.
— Спасибо, — сказал другой.
Все выпили.
Старик поставил свой стакан и сказал:
— Для нас это честь — находиться в вашей стране.
— Вам нравится?
— Да, — ответил Старик. — Очень нравится.
Снова заиграла музыка, и две толстые женщины в серебристом трико вышли на бис. Зрелище было сногсшибательное. Без сомнения, то была невиданная, поистине замечательная демонстрация владения своим телом и мышцами, ибо, несмотря на то что та, которая до этого виляла задом, продолжала делать то же самое, другая, с грудями, застыла, как дуб, в центре помоста, воздев над головой руки. При этом она вертела своей левой грудью по часовой стрелке, а правой — против часовой стрелки. Одновременно она вертела задом, и все это в такт музыке. Постепенно темп музыки возрос, и по мере его нарастания скорости кручения и верчения тоже увеличивались. Некоторые египтяне были настолько заворожены тем, что груди женщины крутятся в противоположных направлениях, что невольно повторяли движения грудей своими руками. Держа перед собой руки, они описывали круги в воздухе. Все топали ногами, кричали от восторга, и две женщины на сцене продолжали улыбаться своими застывшими бесстыжими улыбками.
Но вот все кончилось. Аплодисменты постепенно стихли.
— Замечательно, — сказал Старик.
— Вам понравилось?
— Еще как.
— Эти девушки, — сказал человек с золотым зубом, — они особенные.
Уильям не мог больше сдерживаться. Он перегнулся через столик и спросил:
— Могу я задать вам вопрос?
— Пажалста, — сказал Золотой Зуб. — Пажалста.
— Какие женщины вам нравятся? — спросил Уильям. — Вот такие, — и он показал руками, — тонкие? Или вот такие — толстые?
Золотой зуб ярко сверкнул за широкой улыбкой.
— Я сам, я люблю таких, толстых. — И две пухлые ладошки нарисовали в воздухе большой круг.
— А ваш друг? — спросил Уильям.
— За своего друга, — ответил он, — я не могу говорить.
— Пажалста, — ответил друг. — Вот таких.
Он усмехнулся и нарисовал руками в воздухе толстую женщину.
— А почему вам нравятся толстые? — спросил Юнец.
Золотой Зуб подумал с минуту, а потом спросил:
— А вам нравятся худые, а?
— Пожалуйста, — ответил Юнец. — Мне нравятся худые.
— А почему вам нравятся худые? Скажите мне.
Юнец потер ладонью затылок.
— Уильям, — спросил он. — Тебе нравятся худые женщины?
— Мне — да, — ответил Уильям. — Я к ним привык.
— Мне тоже, — сказал Юнец. — Но почему?
Уильям задумался.
— Не знаю, — сказал он. — Сам не знаю, почему нам нравятся худые.
— Ха, — произнес Золотой Зуб. — И вы не знаете.
И он перегнулся через столик и торжествующе сказал Уильяму:
— Вот и я не знаю.
Но Уильяма такой ответ не устроил.