— Старик говорит, — сказал он, — что раньше в Египте все богатые были толстыми, а все бедные — худыми.
— Нет, — сказал Золотой Зуб. — Нет, нет и нет. Посмотрите вон на тех девушек. Очень толстые. Очень бедные. Посмотрите на королеву Египта Фариду. Очень худая. Очень богатая. Так что ошибаетесь.
— Да, но как было в давние времена? — спросил Уильям.
— Что такое — давние времена?
— Ладно, — сказал Уильям. — Оставим это.
Египтяне пили кофе и при этом производили те же звуки, что и вода, которая уходит из ванны. Выпив кофе, они поднялись, чтобы уйти.
— Уходите? — спросил Старик.
— Пажалста, — ответил Золотой Зуб.
— Спасибо, — сказал Уильям.
— Пажалста, — сказал Юнец.
Другой египтянин сказал:
— Пажалста.
А Старик сказал:
— Спасибо.
Они пожали друг другу руки, и египтяне удалились.
— Лопухи, — сказал Уильям.
— Самые настоящие, — согласился Юнец.
Все трое продолжали с удовольствием выпивать до полуночи, пока к ним не подошел официант и не сказал, что заведение закрывается и наливать больше не будут. Они в общем-то и не были пьяны, потому что выпивали медленно, и чувствовали в себе силы продолжать.
— Говорит, мы должны уйти.
— Хорошо. А куда пойдем? Куда пойдем, Старик?
— Не знаю. А куда вы хотите?
— Пойдемте в какое-нибудь заведение вроде этого, — сказал Уильям. — Мне тут понравилось.
Наступила пауза. Юнец поглаживал ладонью затылок.
— Слушай, Старик, — медленно произнес он. — Я знаю, куда хочу пойти. Я хочу пойти к мадам Розетт и спасти всех ее девушек.
— А кто это — мадам Розетт? — спросил Уильям.
— Великая женщина, — ответил Старик.
— Грязная старая сирийская еврейка, — сказал Юнец.
— Паршивая старая сука, — сказал Старик.
— Отлично, — сказал Уильям. — Пошли. Но кто она все-таки такая?
Они сказали ему, кто она такая, рассказали о телефонных разговорах, о полковнике Хиггинсе, и Уильям сказал:
— Пошли немедленно. Спасем всех девушек.
Они поднялись и вышли. Оказавшись на улице, они вспомнили, что находятся в весьма отдаленной части города.
— Придется немного пройтись, — сказал Старик. — Извозчиков тут нет.
Была темная звездная безлунная ночь. Улица была узкая и неосвещенная. На ней сильно пахло каирским запахом. Они шли в тишине, иногда проходя мимо мужчин, которые стояли в темноте по одному или по двое, прислонившись к стене, и курили.
— Говорил ведь — лопухи, — сказал Уильям.
— Самые что ни на есть, — поддержал его Юнец.
Так они и шагали нога в ногу — коренастый рыжий Старик, высокий темноволосый Юнец и высокий юный Уильям. Последний шел с обнаженной головой, потому что потерял свою фуражку. Они направлялись наугад к центру города и были уверены, что там найдут извозчика, который отвезет их к Розетт.
— А как рады будут девчонки, когда мы их освободим, — сказал Юнец.
— Еще как! — сказал Старик. — Надо будет это отметить.
— Она действительно держит их взаперти? — спросил Уильям.
— Нет, — ответил Старик. — Не совсем так. Но если мы сейчас их освободим, то им, во всяком случае сегодня, не придется работать. Видите ли, в ее заведении простые девчонки, которые днем работают в магазинах. Каждая из них совершила какую-нибудь ошибку, которой Розетт либо воспользовалась, либо узнала о ней, а теперь держит их всех на крючке. Она заставляет их приходить к ней вечером. Но они ненавидят ее и не на ее деньги живут. Будь у них возможность, так они бы зубы ей выбили.
— Мы дадим им такую возможность, — сказал Юнец.
Они перешли на другую сторону улицы.
— Слушай, Старик, а сколько там будет девушек? — спросил Уильям.
— Не знаю. Думаю, около тридцати.
— О Боже, — сказал Уильям. — Вот это будет вечеринка. Она действительно очень плохо с ними обращается?
— Ребята из тридцать третьей говорили мне, что она им ничего не платит, может акеров двадцать за ночь. С каждого клиента она берет сто или двести акеров. Каждая девушка зарабатывает для Розетт от пятисот до тысячи акеров за ночь.
— Вот это да! — воскликнул Уильям. — Тысяча пиастров за ночь, и тридцать девушек. Да она, должно быть, миллионерша.
— Самая настоящая. Кто-то прикинул, что, даже если не учитывать другой ее бизнес, она зарабатывает в пересчете на английские деньги что-то около тысячи пятисот фунтов в неделю. А это… дайте-ка подумать… пять-шесть тысяч фунтов в месяц. Шестьдесят тысяч фунтов в год.
Юнец словно очнулся.
— О Господи, — произнес он. — О Господи Боже мой. Грязная старая сирийская еврейка.