«Захаровские» переводы рассказов Р. Даля — безграмотный текст, к переводу отношения не имеющий (вот лишь несколько взятых наугад примеров: «Во всем остальном она не очень легко возбуждалась» (Рассказы. с. 47). В этом же предложении три раза встречается местоимение «она». В оригинал ни издатель, ни его помощники не удосужились заглядывать. «Slowly» по-английски означает «медленно», а не «осторожно», как у «Захарова» (с. 50; лишнее подтверждение того, что это не перевод, а переработка моего текста). Некоторые слова «переводчиком» просто выброшены («absolutely», с. 111). Подобные примеры встречаются едва ли не на каждой странице.
Впрочем, разбирать захаровские «переводы» — пустая трата времени: халтура она и есть халтура. Чтобы понять, откуда он такой взялся, обратимся к прессе. Свои взгляды на жизнь вообще и на книгоиздание в целом И. В. Захаров изложил в двух словах в газете «St. Petersburg Times» в номере от 11 февраля 2000 года: «Должен признаться, что мне нравится Смердяков. Я люблю провокационные тексты, а о русских я не очень-то высокого мнения».
Новоявленный Смердяков не очень-то высокого мнения и об англичанах, и жаль, что ему под руку попался блестящий английский писатель, которого он использовал исключительно в целях наживы («Игорь Валентинович всегда считал, что в книгоиздании главное не книга, а прибыль», «Захаров любит деньги».{6}) В упомянутых изданиях «переводов» нет ни корректора, ни мало-мальски грамотного редактора, ибо об издательской братии (а есть еще техреды, художники и прочие дармоеды) «Захаров», надо полагать, тоже «невысокого мнения» («…редактора в издательстве» нет «из соображений экономии».{7}) Нет и предисловия, в котором читателю хотя бы вкратце рассказывалось, кто такой Даль и почему за него ухватился издатель (справедливо сказано: «От „захаровского“ издания научного аппарата ждать не приходится»{8}) — «невысокого мнения» «Захаров» и о читателе. Повторюсь — мне жаль читателей, покупающих книги, издаваемые торговцем, который, появившись на волне постсоветской вседозволенности, продолжает тиражировать «провокационные тексты». «Самая омерзительная книга сезона»,{9} — пишет критик об одном из очередных творений «Захарова». «…Паршивая захаровская бумага все стерпит!» — заключает другой.{10} Приводя здесь эти отклики, я преследую, среди прочих, и такую цель: я бы не стал в очередной раз готовить к публикации рассказы Р. Даля, если бы они не попали в руки «Захарова», обезобразившего и опошлившего их.
В настоящий сборник (самый полный из всех изданных ранее на русском языке) включены 44 рассказа. Текст прежних переводов мною просмотрен, исправлен и уточнен. 12 рассказов переведены заново и ранее в моем переводе не публиковались. Можно сказать, что данное издание представляет отечественному читателю фактически полное собрание произведений Роальда Даля в короткой форме — за исключением буквально полудюжины рассказов, опубликованных писателем уже в 1970–1980-е годы. Также в издательстве «Азбука» готовятся к печати три классические повести-сказки Даля: «Джеймс и гигантский персик», «Чарли и шоколадная фабрика», «Чарли и большой стеклянный лифт». Так или иначе, но знакомство нашего читателя с одним из самых искусных рассказчиков XX века едва ли следует считать исчерпанным.
Игорь Богданов
Май 2003,
Санкт-Петербург
Роальд Даль
ДОРОГА В РАЙ
(Рассказы)
ПЕРЕХОЖУ НА ПРИЕМ
Смерть старого человека
О Господи, как мне страшно.
Но теперь я один и не буду этого скрывать. Мне вообще больше ничего не нужно скрывать. Теперь я могу дать волю чувствам, потому что меня никто не видит, потому что между мною и ними двадцать одна тысяча футов. И еще потому, что больше я не могу притворяться, даже если бы и захотел. Мне теперь не нужно стискивать зубы и поджимать подбородок, как я это сделал во время обеда, когда капрал принес приказ и отдал его Жестянщику, а Жестянщик посмотрел на меня и сказал: «Твоя очередь, Чарли. Ты следующий». Будто я этого не знал. Будто не знал, что следующим полечу я. Будто я не знал об этом накануне, когда отправился спать. Да я знал об этом и в полночь, когда не мог заснуть, и помнил об этом всю ночь напролет, помнил и в час ночи, и в два, и в три, и в четыре, и в пять, и в шесть, и в семь часов утра, когда встал с кровати. Будто я этого не знал, когда одевался, завтракал и просматривал журналы в столовой, играл там в орел и решку и бильярд и читал объявления на доске. Я и тогда это знал и помнил об этом, когда мы шли обедать и когда ели баранину на обед. А когда капрал принес приказ, то я счел, что так и должно быть. Стоит ли удивляться, что начинается дождь после того, как налетит туча? Когда капрал вручил приказ Жестянщику, я знал, что Жестянщик скажет, прежде чем тот открыл рот. Я точно знал, что он скажет.