Прошло несколько мгновений, прежде чем мы смогли постичь смысл сказанного ею, и в наступившей тишине слышно было, как Майк медленно поднимается со стула. Лицо его побагровело, глаза широко раскрылись, рот искривился, а вокруг носа начало расплываться угрожающее белое пятно.
— Майк! Успокойся, Майк, дорогой. Прошу тебя, успокойся! — проговорила его жена.
Убийство Патрика Мэлони
В комнате было натоплено, чисто прибрано, шторы задернуты, на столе горели две лампы: одну она поставила возле себя, другую — напротив. В буфете за ее спиной были приготовлены два высоких стакана, содовая, виски. В ведерко уложены кубики льда.
Мэри Мэлони ждала мужа с работы.
Она то и дело посматривала на часы, но не с беспокойством, а лишь затем, чтобы лишний раз убедиться, что каждая минута приближает момент его возвращения. Движения ее были неторопливы, и казалось, что она все делает с улыбкой. Она склонилась над шитьем, и вид у нее при этом был на удивление умиротворенный. Кожа ее (она была на шестом месяце беременности) приобрела жемчужный оттенок, уголки рта разгладились, а глаза, в которых появилась безмятежность, казались гораздо более круглыми и темными, чем прежде.
Когда часы показали без десяти пять, она начала прислушиваться, и спустя несколько минут, как всегда в это время, по гравию зашуршали шины, потом хлопнула дверца автомобиля, раздался звук шагов за окном, в замке повернулся ключ. Она отложила шитье, поднялась и, когда он вошел, направилась к нему, чтобы поцеловать.
— Привет, дорогой, — сказала она.
— Привет, — ответил он.
Она взяла у него шинель и повесила в шкаф. Затем подошла к буфету и приготовила напитки — ему покрепче, себе послабее, и спустя короткое время снова сидела на своем стуле за шитьем, а он — напротив нее, на своем, сжимая в обеих ладонях высокий стакан и покачивая его так, что кубики льда звенели, ударяясь о стенки.
Для нее всегда это было самое счастливое время дня. Она знала — его не разговоришь, пока он не выпьет немного, но рада была после долгих часов одиночества посидеть и молча, довольная тем, что они снова вместе. Ей было хорошо с ним рядом. Когда они оставались наедине, она ощущала его тепло точно так же загорающий чувствует солнечные лучи. Ей нравилось, как он сидит, беспечно развалясь па стуле, как входит в комнату или медленно передвигается по ней большими шагами. Ей нравился этот внимательный и вместе с тем отстраненный взгляд, когда он смотрел на нее, ей нравилось, как он забавно кривит губы, и особенно то, что он ничего не говорит о своей усталости и сидит молча до тех пор, пока виски не вернет его к жизни.
— Устал, дорогой?
— Да, — ответил он. — Устал.
И, сказав это, он сделал то, чего никогда не делал прежде. Он разом осушил стакан, хотя тот был полон наполовину — да, пожалуй, наполовину. Она в ту минуту не смотрела на него, но догадалась, что он именно это и сделал, услышав, как кубики льда ударились о дно стакана, когда он опустил руку. Он подался вперед, помедлил с минуту, затем поднялся и неторопливо направился к буфету, чтобы налить себе еще.
— Я принесу! — воскликнула она, вскакивая на ноги.
— Сиди, — сказал он.
Когда он снова опустился на стул, она заметила, что он не пожалел виски, и напиток в его стакане приобрел темно-янтарный оттенок.
— Тебе принести тапки, дорогой?
— Не надо.
Она смотрела, как он потягивает крепкий напиток, и видела маленькие маслянистые круги, плававшие в стакане.
— Это просто возмутительно, — сказала она, — заставлять полицейского в твоем чине целый день быть на ногах.
Он ничего на это не ответил, и она снова склонилась над шитьем; между тем всякий раз, когда он подносил стакан к губам, она слышала стук кубиков льда.
— Дорогой, — сказала она, — может, принести тебе немного сыру? Я ничего не приготовила на ужин, ведь сегодня четверг.
— Не нужно, — ответил он.
— Если ты слишком устал и не хочешь пойти куда-нибудь поужинать, то еще не поздно что-то приготовить. В морозилке много мяса, можно поужинать, не выходя из дома.
Она посмотрела на него, дожидаясь ответа, улыбнулась, кивком выражая нетерпение, но он не сделал ни малейшего движения.
— Как хочешь, — настаивала она, — а я все-таки пойду и принесу печенье и сыр.
— Я ничего не хочу, — отрезал он.
Она беспокойно заерзала на стуле, неотрывно глядя на него своими большими глазами.
— Но тебе надо поесть. Пойду что-нибудь приготовлю. Я это сделаю с удовольствием. Можно приготовить баранью отбивную. Или свиную. Что бы ты хотел? У нас все есть в морозилке.