Миссис Раш фыркнула.
— В такую метель он вряд ли доберется назад на свою ферму. Думаю, переночует на конюшне. Там все равно теплее, чем на его старой сырой ферме!
Мэри промолчала. Повариха прекрасно знала, как девушка относится к Джорджу Редфорду. Разговорами тут не поможешь. Мэри так сильно его любила, что с радостью стала бы его женой.
Но Джордж просто отказывался жениться на девушке. Он был так же упрям, как и его старик отец. Он словно застрял в прошлом, отказываясь шагать в ногу со временем.
Мэри прикрутила масляную лампу, оставив лишь маленький фитиль, и молча сидела у кровати.
Шло время, девушка дышала уже немного легче, но лоб все еще был очень горячим.
Вдруг, когда Мэри меняла на лбу своей пациентки прохладную льняную повязку, смоченную в лавандовой воде, внизу послышался шум, в холле залаяли собаки.
Она встала и распахнула дверь комнаты.
Этот голос… он звал мистера Пардью!
Граф!
Он вернулся! По всей видимости, ему не удалось выбраться на главную дорогу.
Мэри прикрыла дверь и вернулась к кровати; ноги подкашивались от тревоги и мрачных предчувствий.
И тут она ахнула: с кружевной подушки на нее смотрели небесно-голубые глаза на бледном лице.
Незнакомка подняла руку с одеяла и потянулась к ней.
— Где… я? — прошептала девушка, Мэри уже хотела ей ответить, как услышала голос графа:
— Мэри! Мэри!
Она должна немедленно явиться на зов.
Глава третья
Мэри склонилась над кроватью больной и приложила палец к губам — девушка намеревалась еще что-то спросить.
— Тихо-тихо! — предупредила она. — Молчите. Ни слова. Я через минутку вернусь.
И она поспешно покинула комнату.
Жасмин лежала недвижимо.
Ей было невыносимо жарко, голова болела, а комната так и кружилась перед глазами.
Что произошло? Где она находится? Опять в Харли-Грандж?
Нет… женщину, которая меняла ей повязку на лбу, она раньше никогда не встречала.
И эта незнакомая спальня с бельем, отделанным кружевом, с красивыми бирюзовыми с золотом занавесками, расшитыми удивительными павлиньими хвостами, совершенно не походила на ту, в которой она спала в тетушкином доме.
Жасмин попыталась сесть, но застонала от пронзившей голову острой боли. Она вновь откинулась на подушки; память постепенно возвращалась к ней.
С ней произошел несчастный случай — но почему?
Ее конь! Метеор… снег… неужели он свалился в сугроб?
Единственное, что ей удалось вспомнить, — как она галопом скачет в метель, а дальше… темнота.
— Бог мой! Наверное, мне повезло, что я жива осталась. Интересно, что случилось с Метеором? Надеюсь, он не пострадал. Но кто меня нашел? И принес именно сюда? Где я? Почему эта женщина хочет, чтобы я молчала?
Она еще раз попыталась встать с кровати, но голова закружилась, и девушка поняла, что лишится чувств, если поднимется.
На первом этаже огромного замка граф подошел к висящему у камина на бархатном шнурке колокольчику в своем кабинете и раздраженно позвонил.
Он пытался дозваться Пардью, когда по возвращении домой обнаружил парадные двери замка открытыми, но ему никто не ответил.
Граф замерз, устал и хотел есть.
Он знал, что его никто не ждет, ведь он сам сказал экономке, что на несколько дней уезжает в Лондон, но, разумеется, кто-то из слуг должен же быть на месте?
Вдруг раздался негромкий стук в дверь и в кабинет вошла Мэри.
Злость графа как рукой сняло при виде ее спокойного лица.
Ему всегда нравилась эта девушка, которая раньше прислуживала его жене.
Ее гладкие темные волосы были аккуратно заплетены в косы и уложены возле ушей двумя толстыми кольцами. Белый воротничок черного форменного платья был, как всегда, безупречен, а висящие на поясе ключи знакомо позвякивали.
— Ох, Мэри. Как видите, я вернулся. Где Пардью? Он же еще не лег спать? Мне хочется выпить горячего чаю и чего-нибудь поесть — супа, холодной говядины и соленых огурчиков, может быть? Посмотрите, что может предложить повариха.
Мэри кивнула, пытаясь перевести дух.
Она стремглав неслась из южной башни, и теперь у нее неистово колотилось сердце. Она была уверена, что граф заметит, как оно бьется под тонкой тканью черного платья.
— Наверное, мистер Пардью уже лег, милорд. Он… мне кажется, ему нездоровилось.
Ей не пристало сообщать графу, что дворецкий вылил полбутылки лучшего коньяка, который был в замке, себе в чай, и сейчас, скорее всего, уже крепко спал, похрапывая, у себя в кладовой.