– Мы вместе с Томом учились.
– Как интересно! – Моника посмотрела на них с некоторым удивлением. – А теперь он будет учить тебя ездить на Баронессе. Том, ты слышишь?..
Том и Лиз молчали. Поняв, что их сейчас трудно разговорить, Моника решила оставить их ненадолго вдвоем.
– Ладно, ребята, вы тут поговорите, потренируйтесь, а я еще поезжу, – покровительственно произнесла она и, незаметно для Тома улыбнувшись Лиз, вышла из денника.
Том спросил у Лиз:
– Как ты сюда попала?
– А ты?
– Я работаю. – Будто сама не видишь, подумал он при этом. – Мне крупно повезло, что досталось это место. Платят прилично, и от дома недалеко. На уик-энд езжу к своим…
Он замолчал, считая, что дал исчерпывающий ответ и теперь наступила очередь Лиз. Она сказала:
– Долго рассказывать… – Том усмехнулся: Лиз всегда была напичкана тайнами. – В общем, я здесь случайно. Я тонула, а капитан с яхты Моники меня спас…
Лиз хотелось расспросить, не знает ли Том, что сейчас делает ее мать. Он должен знать. Чужая жизнь, особенно если она скандальна, обсуждалась в их городке со всеми подробностями не меньше, чем любовные похождения кинозвезд…
– Ты не видел мою маму?
– Ты ничего не знаешь? – удивился Том.
– Я ведь давно уехала.
– Подожди. Я должен дочистить лошадь, потом поговорим.
Денник был светлый, сухой, с чистой подстилкой. Том быстрыми четкими движениями оглаживал Баронессу щеткой со скребницей. Эту процедуру лошадь любила, но, когда Том включил пылесос, она недовольно отвернула голову. Ей не нравился шум.
– Надо, надо, потерпи, старушка, – ласково сказал Том.
Закончив с пылесосом, он вытер влажной губкой ее голову, ноздри, веки. После чего вымыл теплой водой со специальным шампунем хвост и гриву. И в заключение расчистил копыта. Когда Том покидал денник, Баронесса благодарно заржала.
– Ты любишь ее? – спросила Лиз.
– Люблю. У меня их десять.
Они вышли на улицу. Возле тренерской, где хранились седла, сбруя и прочий инвентарь, лежали сложенные штабелями брикеты сена, рядом стояли две скамьи. Том сел, откинувшись на спинку, и Лиз увидела, как он устал. Она вспомнила, что после колледжа Том хотел учиться дальше, но считал свою мечту несбыточной, так как родители не могли оплатить его учебу. Том, видно, понял ход ее мыслей:
– Заработаю и через год буду поступать.
Лиз кивнула. Том был упрям: он заработает и поступит…
Мимо франтоватый парень со смазливой внешностью гомика провел в поводу пританцовывающего угольно-черного жеребца с выразительными навыкате глазами.
– Красивый… – сказала Лиз.
– Кто?
– Конь, разумеется.
– Конь – да! Это Факир, чемпион по конкуру. – Они помолчали. Том сказал: – Он сбежал. – Имя названо не было, но Лиз поняла: Том говорит о ее бывшем женихе. – Проиграл в карты ваш дом и сбежал.
Лиз опешила.
– Проиграл? Но ведь дом ему не принадлежал!
– Они поженились.
Лиз повторила эхом:
– Поженились?!
– Да, поженились, но потом он бросил ее.
– А мама?
– Она переехала к родственникам.
– К тете Агате?
Том пожал плечами.
– Почем я знаю. Может, к ней…
– Кто же теперь живет у нас?
– Никто.
Он взглянул на нее с сочувствием. По его взгляду Лиз поняла, что он все еще любит ее. В последнем классе у них была любовь. Это началось с вечеринки. Они собрались у Тома, а когда все разошлись, Том задержал ее, и она осталась. Он был у нее первым. И она была у него первая. Это было и смешно, и неловко. Но потом все пошло хорошо, хотя их отношения были как бы не настоящими. Не такими, как у нее потом с Эдди. Том ведь был еще совсем мальчишкой…
Подумав об Эдварде, Лиз вспомнила его намерение сделать ее соучастницей ограбления.
– Том, мне необходимо кое-что рассказать тебе…
Надо ли его посвящать в свою историю? Но если его не предупредить, Том может проболтаться своей матери, а та соседкам. Все узнают, где сейчас живет Лиз, дойдет до Эдди: у него ведь остались приятели в городе! И тогда он примчится сюда… Том внимательно смотрел на нее.
– Дай слово, что никому – ни-ко-му! – не скажешь, что я здесь!
– Даю. Но зачем? Боишься, что твоя мать найдет тебя?
– Так надо, Том. Поклянись!
– Клянусь! Только скажи, чего ты боишься? Может быть, я могу помочь?
Лиз покачала головой.
– Мне никто не поможет.
– Такого не бывает. – Том улыбнулся.
– Бывает. – Она внимательно взглянула на него и наконец решилась: – Туда, куда я уехала, вдруг явился Эдди и сказал, что, если я снова не буду с ним жить, он сообщит в полицию, что я ограбила виллу Моники…
Том присвистнул:
– Ничего себе! А ты заяви в полицию! Ведь это шантаж!
– А если он уже ограбил эту виллу и все валит на меня? Я не хочу в тюрьму.
– Пусть докажет.
– Понимаешь, Моника думает, что я из их компании. Вот Эдди и пригрозил рассказать, будто я выдала себя за богатую специально, чтобы Моника и ее родители поверили мне, впустили к себе. А на самом деле я просто решила ограбить их…
– Значит, Моника не знает, что ты на нулях? Ты ей вправду навешала лапшу на уши, что богатая?
– Ничего я не вешала! – сказала с досадой Лиз. – Моника так сама решила, не спросив меня, и сказала всем, что я танцевала с ее дядей Чарльзом. Представляешь? Этот Чарльз у них самый главный, они перед ним все балдеют. А я его даже никогда не видела!
Том спросил, что она собирается делать. Нельзя же все время прятаться и бояться, что Эдвард донесет на нее в полицию!..
Но Лиз жила именно так – в страхе и ожидании. Она сказала, что не знает, как освободиться от всего этого и чем все кончится.
Том поднялся.
– Идем, покажу, как седлать…
Он выбрал седло. Предупредил Лиз, чтобы была очень внимательна: спина у лошади должна быть совершенно чистая, ни пылинки. Малейшая крошка, оказавшаяся под седлом, при езде способна травмировать кожу лошади.
Баронесса была покладистым существом. Она сразу почувствовала неуверенную руку Лиз, но стояла спокойно: в конце концов, надо же им всем где-то учиться!..
Когда Моника вернулась, Лиз уже не путалась в подпругах и могла сама оседлать лошадь.
В комнате были стенные шкафы и большое, от пола зеркало. Моника, полураздетая, откатывала дверцы шкафа, перебирая платья. Остановившись на каком-нибудь, она снимала его вместе с вешалкой и бросала па стул. У нее были крепкие, плотные ножки и худые, но широкие плечи. Еще не женщина, но уже и не ребенок.
– Как тебе это? – спрашивала Моника, прижимая к груди очередное платье и поворачиваясь к Лиз, которая сидела на подоконнике.
– Нормально. Моника морщила нос.
– Не… – Для убедительности своего «не» она покрутила головой. – Хочешь? Бери!
– Не хочу.
– Тебе же нравится!
– Ты всем знакомым раздаешь свои наряды?
Лиз говорила сердито. Моника сказала:
– Еще чего!
– И мне не надо.
– Ты обиделась? Оно новое.
Вместо ответа Лиз спросила:
– Что говорил обо мне Джек?
– Что ты спасла ему ногу.
– И все?
– Еще попросил, чтобы мы не задавали тебе вопросов. – Это было для Лиз неожиданностью. – Вот я ни о чем у тебя и не спрашиваю.
– А когда он это сказал?
– Перед тем, как я уезжала в Нью-Йорк.
Значит, после того, как мы с ним расстались. Но почему он так сказал? Знал, что я буду здесь?
– Надень сиреневое, – сказала Лиз. – Тебе идет.
Моника достала сиреневый костюм: мини-юбка, короткий жакет.
– Знаешь, – сказала она, вертясь перед зеркалом, – мама на обед пригласила Робинса.
– Кто это?
– Чемпион по конкуру.
– Он тебе нравится?
– Робинс? – Моника расхохоталась. – Ну нет!
– Он урод?
– Он голубой.
– Кажется, я видела его. У него красивая лошадь.
Лиз сказала, что тоже хочет переодеться, и они пошли в желтую комнату. «Стенные шкафы» Лиз умещались в ее спортивной сумке, а выбор туалетов ограничивался тремя платьями. Она надела белое, которое, знала, ей к лицу. Взгляд подруги подтвердил это. Моника сказала: