– Спасибо, Мэтью. Молодец, что догадался захватить вино.
Любовь истощила их. Они с жадностью набросились на еду. Утолив голод, Джек вновь предложил Лиз пойти к лошадям.
– Конечно, после такого пиршества ты изрядно потяжелела, но Баронесса выдержит…
Он повел ее к конюшням не как обычно, мимо беговых дорожек, а к левадам, где на лугу пасся молодняк. Недалеко от пастбища стояла конюшня для жеребят и их матерей. Низкая ограда из гладкой проволоки, через которую свободно переступали взрослые лошади, а за ними перескакивали жеребята, отделяла пастбище от конюшен. Рыжий жеребенок не сумел одолеть это препятствие, и мать несколько раз возвращалась, показывая отпрыску, что нужно сделать, но тот лишь тоненько и жалобно ржал.
– Да он же зацепился за проволоку! – поняла Лиз.
Джек бросился к жеребенку, освободил его, и тот, весело подпрыгивая, побежал к конюшням.
– Ты спас малыша! – радовалась Лиз. – Если бы мы пошли другой дорогой, он мог сломать ногу!
– Если б ты пошла тогда другой дорогой, я тоже мог лишиться ноги.
– Кто-нибудь наверняка помог бы.
– Мимо прошли с десяток машин, однако никто даже не притормозил.
– Скажи, ты со мной… из благодарности?
– Из благодарности я сделал бы тебе подарок.
Лиз осталась довольна его ответом.
Они обогнули конюшни рысаков и вышли к конюшням верховых лошадей.
Том чистил в деннике, соседнем со стойлом Баронессы, чистокровного «араба». Услышав, что Лиз собирается на прогулку, он хотел принести седло, но Джек не разрешил:
– Пусть привыкает седлать сама.
Лиз притащила из тренерской амуницию, угостила Баронессу предусмотрительно прихваченным сахаром, потом надела седло. Но затянуть подпругу ей все-таки помог Том.
– Есть надо побольше, – посмеивался Джек.
Он выбрал для себя серого в яблоках «англичанина». Они выехали на аллею, ведущую в рощу, примыкавшую к ранчо. Ехали шагом. Джек учил Лиз правильно держать ногу в стремени. На круглой, почти правильной формы поляне они спешились. Джек привязал лошадей к дереву, и те сразу принялись щипать траву.
– Это мое любимое место, – сказал Джек. – Сюда редко ездят. Тренинги, состязания – все там, на ранчо. А здесь тишина.
Лиз спросила, кивнув в сторону лошадей:
– Они тоже любят тишину?
– А ты что больше любила – готовить уроки, сдавать экзамены или выходные дни и каникулы?
– Конечно же я любила уик-энды!
– Вот видишь. Когда приедем ко мне…
Лиз перебила:
– Мы поедем к тебе?
Он скачал, что хочет предложить ей до начала состязаний на несколько дней поехать к нему. Лиз спросила, кто еще живет в его доме.
– Энтони. Ты его уже знаешь.
Она допытывалась:
– А еще кто?
– Две собаки и одна кошка.
– А люди?
– Ты будешь третьей. Тебя это устраивает?
Лиз энергично закивала. Она готова была хоть сейчас отправиться к нему.
– Когда мы поедем?
– После обеда.
О, еще обед! И чванливая миссис Рассел будет смотреть на меня, как… на горничную.
– Ты недовольна? – спросил он, заметив мелькнувшую на ее лице тень разочарования.
– Ничего, переживу. А у тебя там есть такая поляна?
– Есть.
– И лошади?
– Конечно.
– Ты говорил, только две собаки и кошка?
– В доме.
– Понятно…
Джек улыбнулся.
– Почему ты улыбаешься?
– Потому что тебе понятно.
Они снова сели на лошадей и рысью поехали на ранчо. Джек поставил свою лошадь в денник и сказал, что будет ждать Лиз в столовой, – он должен предупредить Дэну об их отъезде. Лиз тоже отвела Баронессу в денник. Том спросил про Джека:
– Ты его любишь?
Любит? Когда-то ей казалось, что она любит Тома, потом – Эдди, но позже поняла, что испытывала к ним не любовь, а какое-то другое чувство. Теперь все было не так, однако Лиз затруднилась бы объяснить, что – «не так». Может быть, то, что между нею и Джеком, стоило им прикоснуться друг к другу, проскакивала искра и все вокруг переставало существовать?
– Не знаю, – ответила она. – Но я бы пошла за ним куда угодно.
Она взглянула на Тома и по его лицу поняла: ей не следовало говорить этого. Ну так не спрашивал бы! – сердясь и на себя, и на него, подумала Лиз.
В желтой комнате ее ждала расстроенная Моника:
– Это правда, что ты едешь к Джеку?
– Да. Это правда.
– А как же Дэвид? Он приедет, а тебя нет!
– Обойдусь без новой прически.
– Да ну тебя! – Моника махнула рукой. И вдруг спросила: – Джек говорил тебе, что был женат?
– Нет.
Монике был известен характер двоюродного брата: он терпеть не мог пересудов о своей личной жизни. И если узнает, что она проболталась Лиз, скажет с неподражаемой холодностью: «Ну что, Моника, тебе теперь легче?» И ей станет стыдно.
Она забормотала что-то про нежелание сплетничать, что просто она думала… Лиз молча надела свое белое платье с короткими рукавами и глубоким вырезом, и Моника тут же предложила одолжить серьги. Серьги были красивые и явно дорогие, но Лиз подумалось, что Джек будет недоволен, если она наденет чужую вещь, и отказалась.
Она и Моника вошли в столовую вместе с миссис Рассел. Наконец-то Лиз увидела, как ходит эта дама – величественно, будто царственная особа.
Кроме них за обедом были как всегда оживленный мистер Рассел, томный Робинс и какая-то миссис, пышная, как торт безе.
Лиз, как и в первый раз, сидела между Джеком и Моникой. Даже когда миссис Рассел не смотрела в ее сторону, она чувствовала исходящее от той высокомерие. Мать Моники изредка обращалась к «Безе» с вопросами о каких-то родственниках. Дама в ответ почему-то вздрагивала и на все отвечала «о'кей». Джек, как ни в чем не бывало, переговаривался со своим дядей о предстоящих скачках и о лошади, которая, по его мнению, придет первой. У Робинса, который занимался выездкой, их рассуждения вызывали ироничную улыбку.
После обеда Джек зашел к Лиз в желтую комнату, где она складывала вещи в спортивную сумку, и сказал, что перед отъездом ей следует поблагодарить хозяйку за гостеприимство.
И еще за то, что она терпеть меня не может, подумала Лиз. И попросила Джека пойти вместе с ней к его тетке.
– Боишься?
– И не думаю! – храбро сказала Лиз.
Миссис Рассел отдыхала после обеда. Она сидела – на этот раз в малиновом кресле, – облаченная в просторный халат с широкими, свободными рукавами, в которых при малейшем движении белели ее полные и уже немолодые руки.
– Миссис Рассел, – бодро произнесла Лиз. – Спасибо, что пригласили меня. Я была очень счастлива: я научилась ездить и встретила Джека…
Миссис Рассел бросила на племянника насмешливый взгляд: «И с этим примитивом ты собираешься связаться?» Джек ответил ей веселой улыбкой: «Именно так, дорогая Эдна!» Последовал новый взгляд, уже сердитый: «Ну и дурак!» Он не выдержал и сказал вслух:
– Зато счастлив!
– Когда ты собираешься вернуться? – Миссис Рассел демонстративно обращалась только к нему.
Он так же подчеркнуто ответил:
– Мы вернемся за день до состязаний.
Едва за ними закрылась дверь, Лиз вздохнула с облегчением.
– Я думала, твоя тетя скажет, чтобы я не возвращалась.
– Она никогда так не скажет. Для этого она слишком хорошо воспитана. Но если захочет, чтобы ее оставили в покое, сумеет обойтись и без слов. А теперь бери свою сумку и садись в машину.
Лиз спросила, долго ли им ехать. Джек сказал, что по скоростному шоссе два с половиной часа. Он велел Лиз пристегнуть ремни…
Машину он вел, как завзятый гонщик. Лиз лишь время от времени произносила: «Уф!..» и впивалась пальцами в сиденье. Когда свернули со скоростной магистрали, поехали помедленнее.
– Скорей бы приехать! – сказала Лиз.
– А мы почти дома.
Уже темнело. Деревья, какие-то постройки уплывали назад, к ранчо. Только неясные очертания далеких гор на горизонте все время сопровождали их. Новый поворот – и машина очутилась на узкой дороге. Вскоре перед ними возникли ворота с изящным сплетением чугунных прутьев. Ворота, как показалось Лиз, открылись сами собой. Сами собой открылись и двери гаража.