– Как в сказке, – зачарованно произнесла Лиз.
– Эта сказка называется электроникой.
– Думаешь, я такая дура, не понимаю! Но все равно как в сказке. Так интересней.
В дверях дома уже стоял Энтони. Его ничуть не удивило появление Лиз. Он распахнул перед ней двери. Не так, как Мэтью! – удовлетворенно отметила Лиз. Она шагнула в просторный холл, где в огромном аквариуме, подсвеченном лампами, среди колышущихся водорослей плавали экзотические рыбы. Лиз в восхищении оглянулась на Джека.
– Нравится? – спросил он.
Она кивнула. Когда ей что-то очень нравилось или чего-то очень хотелось, она лишь кивала без слов.
Джек привел ее в ванную комнату. Здесь, как и на ранчо, был бассейн, выложенный светло-зелеными плитами. Уже наполненный водой.
– Я скоро приду, – сказал он.
Лиз скинула одежду и вошла в теплую воду. После дороги особенно приятно было лежать на спине, чувствуя, как вода ласкает кожу. Зажав ноздри, Лиз окунулась с головой… Затем надела халат, лежавший у борта, и вошла в комнату. Это была большая комната с балконом, скрытым длинным занавесом. Возле широкой кровати на комоде орехового дерева с бронзовой инкрустацией стоял старинный будильник.
Джек появился, когда Лиз уже была одета. Он выдвинул ящик комода и достал из шкатулки изумрудное колье.
– Одевайся и идем ужинать. Энтони ждет нас.
– Это мне? – спросила Лиз, пропустив мимо ушей напоминание об ужине.
– Оно твое.
Лиз быстро надела колье, посмотрелась в зеркало над кроватью и зажмурилась. Она себе очень понравилась. Потом сняла колье, положив его на комод, и разделась, исподлобья глядя на Джека.
– Это из благодарности? – спросил он.
– Из благодарности? – сказала Лиз, подражая интонации Джека, когда тот говорил, что из благодарности за ее помощь ограничился бы подарком. – Из благодарности я бы только поцеловала тебя.
– Все понял. – Он усмехнулся. – И не возражаю.
Он подумал, что в своей спальне, в своей постели впервые любит женщину. В лучшие периоды жизни с Клаудией та никогда не оставалась здесь, он сам приходил на ее половину. Его никогда не смущала обстановка любовных свиданий. И в желтой комнате на ранчо ему было вполне удобно. Но сейчас он испытал полную раскованность. В свои тридцать лет он впервые потерял самоконтроль. Чья в этом была заслуга или вина, он не задумывался. Ему хотелось сказать Лиз, что он любит ее. А ей хотелось это услышать. Но оба молчали, боясь произнесенными вслух словами спугнуть рождавшееся чувство…
За дверью послышалось осторожное покашливание. Джек прошептал:
– Энтони приглашает к ужину.
– Так пойдем, у меня опять появился аппетит.
Джек крикнул:
– Энтони, мы сейчас придем!..
Покашливание стихло. Они быстро оделись. Шли по освещенному коридору. Две двери, между которыми в простенке висели картины в широких рамах, были заперты. Лиз спросила:
– Там жила твоя жена?
Джек остановился. Спросил недовольно: – Кто тебе сказал?
– Моника. Почему ты сердишься?
– Я сержусь не на тебя. Моника – болтливая сорока. Я бы сам тебе сказал. У меня нет жены.
– Я знаю, вы развелись.
Джек усмехнулся.
– И это она сообщила!
Она сидела в маленькой столовой. Из четырех колонок музыкального центра чуть слышно звучала музыка – одна из бессмертных песен «голливудского соловья» Фрэнка Синатры. В старинном буфете за стеклом сверкал хрусталь. На камине стояла забавная бронзовая фигурка сенбернара. Живой сенбернар лежал рядом со стулом Джека. По другую сторону, между Джеком и Лиз, разместился черный королевский пудель с блестящими пуговичными глазами и сообразительной мордочкой. Лиз спросила, часто ли Джек живет дома.
– К сожалению, не часто.
– Значит, собаки не твои.
– А чьи же? – удивился он.
– Энтони. Ты для них гость. – В голосе ее звучала грусть.
– Но у них есть дом и еда, – возразил он.
Лиз молчала. Возможно, Джек прав. Но если бы он уехал и оставил ее одну, то никакие самые вкусные блюда, приготовленные Энтони или поваром Джека, ее бы не утешили.
– Завтра мы поедем на ранчо, – сказал Джек, – а после состязаний – ко мне на виллу.
– На виллу? – переспросила Лиз. – У тебя есть вилла?
– Ты была там.
– Ты хочешь сказать?..
– Ты угадала, – Джек, улыбаясь, смотрел на нее, – это моя вилла.
– А Моника?
– Ей хотелось к морю, и я разрешил ей с друзьями провести у меня каникулы. Она часто гостит там.
– Значит, это твоя вилла… – упавшим голосом произнесла Лиз.
– Моя, – подражая ей, грустно сознался Джек.
– И инициалы в зале на полу твои – «Д» и «Б»?
– Вот инициалы не мои, хотя у меня тоже «Д» и «Б».
Он рассказал, что вилла принадлежала его бабушке Деборе Бредфорд, после ее смерти перешла к отцу Джека, а от того – к нему, Джеку Бредфорду.
– Но это только конец истории. Начало ее куда более интересно. На месте виллы стоял скромный сельский дом. Его хозяин разорился, ввязавшись в аферу с акциями несуществующего перуанского серебряного рудника, и покончил с собой. Мой прадед Лоуэлл Грант, отец Деборы, купил у его наследников дом и участок. Дом снесли и начали строить виллу. Она должна была стать свадебным подарком Лоуэлла дочери. Закончить строительство к бракосочетанию не успели, но, вернувшись после медового месяца с Карибских островов, молодые получили ключи от виллы и поселились там. Понятно, что инициалы в зале были не «Д» и «Г», а «Д» и «Б», ведь Дебора стала миссис Бредфорд.
– Запутаешься… – только и произнесла Лиз.
– Привыкай, историю семьи надо знать. И вот еще что. Помнишь, я назвал дом несчастного отца моего погибшего друга «Домом повешенного» и упоминал о картине с таким названием? Лоуэлл Грант, до того как снести купленный дом, пригласил художника, довольно известного в те годы, и тот быстро написал картину с этим домом в окружении старого парка. Сам художник ее никак не назвал, а у членов семьи она обычно зовется «Домом повешенного» или «Домом висельника». Поэтому, когда ты звонила Энтони и упомянула в разговоре ее название, он сразу понял, что его не разыгрывают, что я действительно попал в беду. Картина висит на вилле в библиотеке – как напоминание о том, откуда все пошло… Но ты меня не слушаешь, Лиз! Чем-то расстроена, признавайся!
– Нет…
– Лиз! Я же вижу. Что случилось?
– Ничего.
– Ты не хочешь ехать на виллу?
– Ну почему же… – неуверенно сказала Лиз, а в висках билась страшная мысль: вдруг Эдди уже побывал на вилле?
– А ну посмотри на меня!
Лиз подняла глаза, и в их глубине он увидел смятение.
– Значит, все о'кей? – недоверчиво спросил он.
– Да…
– Вот и хорошо.
Он произнес это суховато и отчужденно. Лиз мысленно сжалась. До конца ужина они не произнесли ни слова. Затем Джек сказал, что у него дела по хозяйству. Он пришел в спальню поздно. Лиз не спала. Он молча разделся и погасил свет.
Ее что-то смущает, думал он. Но если она не виновата ни в чем, то должна объяснить! Что могло произойти на вилле? У нее там с кем-то была связь? И поэтому она не хочет туда возвращаться? Не просто не хочет – боится, чтобы я чего-то не узнал! Она еще не научилась притворяться… Но, может быть, она боится не меня, а кого-то другого?
Он слышал, как Лиз тихо всхлипывает. Ему было жаль ее. Но он не заговаривал. Если она решила что-то скрыть, это ее дело! Но с первых дней – это уж слишком!
Утром Джек сказал Энтони, что он и Лиз возвращаются на ранчо. Наметанным глазом тот отметил и мрачность Джека, и заплаканные глаза девушки, но опытный слуга лишь кивком показал, что принял к сведению слова хозяина.
Зато на ранчо кое-кто на их размолвку прореагировал открыто. Миссис Эдна Рассел, не скрывая иронии, заявила племяннику, что другого финала этого скороспелого романа она и не ожидала.
Вскоре в желтую комнату ворвалась Моника и с ходу объявила:
– Как хорошо, что ты приехала! Дэвид здесь! Он у меня, идем!