— Ага вижу, и снова шишка на лбу. Эк ты неугомонный. Не наигрался с ним и с того света его бедного достал, да? Селин, Селин, говорил тебе, сто раз говорил, учил тебя, эх, сколько учил. Ну вот скажи? Что ты прицепился к нему-то? В человечьем обличье ты совсем дурак. На луну опять поумнеешь и набьешь мне подпол мертвечиной, да?
Тот, сконфуженно опустив голову, хотел было обидеться, но увидев мой взгляд, словно перестал даже дышать.
— Всё, всё, сынок, оставлю вас наедине. Разбирайтесь со всем сами.
Я, охнув, распахнул шире глаза и просипел:
— В чем разбираться?
Тот нехотя подсел поближе, и я инстинктивно дернулся. Селин тотчас подскочил и спросил огорошено и как-то безнадежно:
— Что?! Опять что-то сломал?!
Я мотнул головой, потирая под одеялом чуть не провернувшуюся коленку.
— Вроде норм, жить буду… но ты это… не садись рядом. Ладно?
— Прости, Тох, прости. Я поговорить с тобой хотел, мочи ждать тебя уже нет. Тело мне это мешает.
Удрученно смотрю на него.
— В смысле тело?
Тот кивает облегченно.
— Ну пока ты понимаешь меня?
Мотаю отрицательно головой, тот обижено восклицает:
— Дурацкий мозг у этого тела и неповоротливость, понимаешь?!
Киваю.
— Ну, бывает такое, а я тут при чем? И почему я тут?
Тот поникает плечами, сразу обмякнув как-то на выходе.
— Это всё я виноват. Я ведь жду перерождения… у нас оно только так происходит… у демонов.
Отодвигаюсь на всякий случай от него подальше. Он видит это и сам отсаживается.
— Мы, демоны, по облику и подобию своему рождаемся в людях, что вызываем сюда сами. Чтобы возродиться. Ты мой выбранный. Я тебя заприметил ещё в самом рождении, ты, наверное, уже и не помнишь меня. Но я выбрал тебя, отец говорил мне, что зря. Но твоя мать разрешила. Твой отец ещё не прошел тогда перерождения. А мать прошла раньше него. Но ведь у них всё наладилось даже лучше прежнего, хотя она и переспала со смертным. Но ты ведь наполовину всё равно сможешь быть демоном. — он говорил, тараторил что-то дальше. А у меня каша в голове становилась лишь гуще и густела всё больше и больше.
— Стоп, не верю. Я вообще ничего не понимаю, хоть убей.
Он вдруг замолк и спросил:
— Ты не понимаешь?
Мотаю согласно головой.
— Может, рано тебе ещё, конечно, но я не могу терпеть больше. Рядом с тобой всякие типы ошиваются, и я ревную тебя. Саная не зря тогда меня сторожила, чтобы я тебя не отпускал.
С окна спрыгнула огромная кошка и вдруг человечьим голосом прошипела:
— Да просто бери его и всё, его родителей беру на себя.
Тот, опешив, посмотрел на меня и вдруг кивнул ей.
— Ты ведь простишь меня, да?
Чувствуя подвох, зло цежу:
— Даже не подходи. Я… я… — слов не могу найти, как кошка, запрыгнув на мою постель, шипит мне в лицо:
— Подохнет наш Князь как собака, что с вами идет. Подохнет, как есть!!! И уж поверь нам, его слугам, мы не простим тебе этого. Прими его и после иди куда хошь. Я могу тебе даже все воспоминания стереть, понял?
Мотаю головой.
— Сама принимай, если тебе это надо!!! Отпустите меня. — выскакиваю из кровати, несусь к открытому окну и буквально выпадаю из него на улицу. Сзади слышится недовольный голос Селима.
— А что не через дверь-то вышел? Я б не тронул тебя. Саная, иди уже куда-нибудь. Видишь, что натворила. Ты вот всегда так, сунешься так, что потом хоть в огонь после тебя идти.
Кошка, фыркнув, выскочила следом за мной и, посмотрев мне в глаза, прошипела:
— Ты бы хоть прикрылся, паря? Чё эт тут мудями своими мотаешь? Я ведь могу и поиграться ими.
Испуганно прикрыл свои чресла ладонями и отошел на шаг назад. Кошка, вдруг мяукнув, повела ухом и прыгнула, скрывшись полностью, в кусты.
— Да не беги ты от меня. Здря, между прочим, здря. Скоро темнеть начнет, и… лучше входи. Скоро твои родители придут. Раз уж мне не веришь. А здесь будет опасно находиться. Ты ведь пока даже не нечисть, хотя, впрочем, как и я. — Селин посмотрел на меня из окна долгим взглядом, и я, обреченно вздохнув, пошел в такой знакомый дом.
Я, наверное, сошел с ума окончательно. Сел на кровать и, увидев свои старые вещи, что когда-то дал мне Вергус, отец этого удалого сына, начал поспешно натягивать их. Сам Селин уже ушел из комнаты, едва увидел, что я стесняюсь его. Оставшись в одиночестве начал шептать сам себе: