— Меня Ванькой зовут, а мамка Ивашкой кличет. — сказал он, белозубо скалясь, видеть такую взрослую печать на детском личике было как-то отталкивающе. Он протянул мне руку, и я сказал, вымученно улыбаясь:
— А я Терентий, зови Тером. Не ошибешься. Как терьер, да?!
Он засмеялся, и потрогал свою ногу. Ноги почему-то были очень распухшими, и сейчас он трогал эту припухлость, а я сжимал зубы. Это не авария, а пожар. Паренек, словно прочитав мои мысли, пояснил:
— В машине мы у отца застряли с мамой. Она вылезла, а я не сразу. Вот и обгорел по ногам, а мамку пламя тоже задело, за руки. Только они у неё быстро поправились. Ей пересадку делали. А у меня, говорят, мало что можно сделать. Если только штифты какие-то вставлять. И то железные скрабы какие-то, говорят, от сюда должны быть. — он показал смущенно на мышцы ног, и я кивнул. Паренек свободно, наконец-то, выдохнул и спросил меня уважительно: — А у вас что?
Пожимаю плечами.
— Говорят, что с горы какой-то упал, а я ничего не помню.
Тот заинтересованно подъехал ещё ближе и спросил с придыханием:
— Вот прям со скалы?
Киваю с улыбкой, вновь подтягиваясь.
— А у меня папка раньше тоже по скалам лазил, и вот в аварии этой погиб, но говорят, без боли. Он вновь всхлипнул и, быстро нажимая на рычаги здоровой рукой, поехал быстро с площадки турникетов.
Молодец, хороший малый. Сердце за него тревожно ныло, и я с ужасом увидел огромный джип, что ехал на большой скорости в сторону мальца. С трудом выруливая, смог все-таки доехать в три приема за пареньком и, толкнув его инвалидное кресло, въехал на его место. Глухой удар, и я вижу огромные удивленные глаза.
Дальше слышу, как мне что-то кричат, мнут, трясут, и затем грудной голос говорит совсем рядом:
— Терентий, Терентий, там пришли к вам… попрощаться. Я впущу. Говорят, что близкий ваш родственник.
Я отстраненно принимаю эту новость и слышу до боли в сердце знакомый голос.
— Кто ты теперь? Скажи мне имя свое… помнишь своё первое имя? А я помню, тебя звали Антоном. Сейчас ты на службе у НЕГО. Я не забыл о тебе и жду тебя. — его голос рассеивается.
Я вновь расслабленно открываю глаза и резко встаю.
— Не так резко, Метатрон. Я ещё не вылечил твое тело. Иди, ОН ждет тебя.
Киваю своему оруженосцу и, накинув мантию, иду к дверям.
— Мет?!
Останавливаюсь и сжимаю зубы, сейчас он опять спросит!!!
— Он снова нашел тебя?
Приходится кивнуть.
— Думаешь, он будет тебе мешать?
Пожимаю плечами.
— Всё, отпусти меня и хватит уже о нем.
Тот, чуть покраснев, кивает и прячет взгляд.
Широкий коридор сливается в сплошную белую линию, и, кажется, сейчас закружится голова. ЕГО цвет белый, он так любит его. Почти вечность назад я стал его правой рукой и сейчас ждал, как оценит он то, что я сделал для мальчика. Я замер перед открытой дверью, ОН был в теле того мужчины, что сбил меня, и сейчас говорил пареньку о том, что нужно продолжать жить так, как велит сердце, ведь моя смерть была ненапрасной. Я умер за этого паренька, чтобы он смог осуществить всё то, о чем мечтал. Мальчик плакал горько и, наконец, кивнул ему головой, и ОН, обернувшись ко мне, спросил:
— Ты затронул его душу, Мет. Я рад, что ты мой заместитель. Спасибо тебе за эту работу.
Кланяюсь ему, и он морщится.
— Прекрати, мне не нравится такое проявление наших положений. Ты равный мне, садись же. — он показывает мне на небольшой диван, тотчас вокруг начинают щебетать птицы, и белая комната озаряется всеми цветами. У него на плече сидит огромный попугай и курлычет как индюшка. Я со смехом спрашиваю его:
— Ну, недавно на плече у ТЕБЯ сидел котенок биранской кошки. Сегодня это попугай?
Он улыбается и протягивает ко мне руку, тотчас встаю на колени и касаюсь её. Все тело охватывает таким счастьем и благоговением, что голова кружится, кажется, сейчас умру. Сердца словно нет, оно утихло, и так всегда, когда он рядом. Он забирает мое сердце, когда приходит и уходит. Смотрю на него восторженно, и слезы катятся из глаз.
— Только ты умеешь тронуть мою душу, словно целуешь её, Метатрон. Я боюсь тебя потерять, мой архангел, моя правая рука.