Выбрать главу

Айша дергает его за рукав. Рахим забыл, что о возрасте невежливо говорить при Деде: старику уже сейчас за девяносто.

— В конце концов мы вернемся не с пустыми руками, — замечает Галя Баренцева.

И тогда Чарушин говорит спокойно:

— Остается один выход…

Мы смотрим на начальника с недоумением. Айша первая понимает, о чем идет речь.

— Ни в коем случае! — кричит она.

* * *

«Жизнь измеряется делами, а не годами», — эти слова я впервые услышал от Деда семнадцать лет тому назад.

Помню мой первый визит к нему. Поздняя осень.

Мокрый пронизывающий ветер. Стрекочущий аэроранец несет меня над черными полями со свалявшейся травой, над голыми деревьями, над свинцовыми валами Куйбышевского моря. Потом я вижу голубой забор на глинистом обрыве, домик из зеленоватого стеклянного кирпича и у калитки старика.

У него седые пышные волосы, бело-голубые, как будто синтетические. Я узнаю его и, выключив ранец, неловко приземляюсь у его ног, прямо в канаву.

— Идемте переодеться. Потом представитесь, — говорит он, протягивая мне руку.

Так познакомился я с Павлом Александровичем Чарушиным — знаменитым космическим капитаном, участником первого полета на Венеру, командиром первой экспедиции на спутники Юпитера, первой на Сатурн, первой на Нептун и прочая и прочая… Здесь, на берегу Куйбышевского моря, доживал он свою славную жизнь.

Сам я имел косвенное отношение к звездам. Инженер-строитель по образованию, я работал на строительстве Главного межпланетного вокзала на горе Килиманджаро в Восточной Африке. Специалиста, попавшего в чужую область, тянет все переделать по-своему. Кроме того, я был молод и самонадеян. Я составлял план реконструкции солнечной системы. В то время, в начале XXI века, уже было ясно, что все планеты непригодны для заселения. И я предлагал перетасовать их. Венеру и Марс перегнать на земную орбиту. Марс снабдить искусственной атмосферой, а атмосферу Венеры очистить от углекислого газа.

Я предлагал еще Сатурн, Уран и Нептун расколоть на части, чтобы уменьшить силу тяжести, а осколки поодиночке подогнать поближе к Солнцу с помощью атомных взрывов. На Тритоне я думал поселить колонию исследователей и отправить их в межзвездный рейс. По моим расчетам, тысяч за сто лет Тритон мог бы обойти все окрестные звездные системы.

Еще я собирался детей воспитывать на Юпитере в условиях повышенной тяжести, чтобы молодце кости и мускулы у них окрепли и на Земле вcе они оказались бы силачами.

К моему удивлению, эти величественные проекты неизменно отвергались. Я не сдавался, упрямо продолжал ходить по учреждениям и к видным специалистам. Естественно, обратился я и к Чарушину, не лоленился слетать на Куйбышевское море. К нему обращались многие: и молодые люди, мечтавшие работать в космосе, и авторы книг, и начинающие ученые. И в газетах то и дело появлялась его фамилия. Подпись Чарушина стояла на договоре об Окончательном Разоружении Наций. На празднике Всемирного Мира вместе с китайцами, американцами и немцами Чарушин катил в первой вагонетке пулеметы и минометы на переплавку в мартеновскую печь. Нет сомнения, он был одним из самых видных людей своего времени.

Старик, так же как и многие другие, выслушал меня с усмешкой, но добродушно-снисходительной.

Он сказал:

— Ваша беда, Радий Григорьевич, в том, что вы уж слишком забежали вперед. Не нужно нам вовсе расселяться по солнечной системе — нам на Земле удобно и просторно. Ваши идеи понадобятся лет через триста. Наверное, вы загордитесь: вот какой я, мол, прозорливый. И напрасно! Нет никаких заслуг в том, чтобы заниматься несвоевременными проблемами. Когда будет нужно и возможно, люди проведут реконструкцию планет. И тогда они без труда придумают все, что занимает вас сейчас.

Я не согласился со стариком, но не обиделся.

Павел Александрович слушал меня, потом я слушал, как он диктовал электронной стенографистке свои знаменитые мемуары. Как раз они начали печататься в то время в «Комсомольской правде». Вы помните, конечно, самое начало, первую строку: «Наша экспедиция вылетела на Луну, чтобы начать подготовку к…» Я еще оказал старику:

— Павел Александрович, нельзя же так сразу… У всех людей мемуары начинаются с детства, со дня рождения, у многих с родословной. А вы, проскочив четверть жизни, начинаете: «Наша экспедиция вылетела…»

Тогда я и услышал впервые:

— Радий, у нас, космачей, свой счет. Мы измеряем жизнь не годами, а открытиями, путешествиями. Вот я и начал книгу с рассказа о первом деле.