– Выключил прожектор, - говорит он. - Тьма не абсолютная. Все время зарницы и молнии, короткие и ветвистые. При вспышках видны тучи, плоские, как покрывало. На Юпитере такие же. По краям барашки. Воздух плотный, и на границах воздушных потоков крутые вихри.
Выпадали слова и целые фразы. Потом стало слышно лучше.
– Воздух становится прозрачнее, - рассказывал Дед. - Вижу море. Лаково-черная поверхность. Невысокие волны, как бы рябь. Падаю медленно, воздух очень плотный. Тяжесть неимоверная, пошевелиться трудно. Даже языком ворочать тяжело.
И вдруг радостный возглас:
– Птицы! Светящиеся птицы! Еще одна и еще… Три сразу! Мелькнули - и нет. Разве телевизор заметит такое? Успел увидеть: голова круглая, толстое туловище. Крылышки маленькие, трепещут. Пожалуй, похожи на наших летучих рыбок. Может быть, это и есть рыбы, а не птицы. Но летели высоко.
Сильный плеск. Пауза.
– Шум слышали? Это я в воду вошел. Крепко ударился. Впрочем, не имеет значения. Выключил свет. Привыкаю к темноте.
Немного спустя: - Погружаюсь медленно, на метр-два в секунду. Опять включил прожектор. За окном огненная вьюга - светящиеся вихри, волны, тучи. Сколько же здесь всякой мелочи! Вероятно, врoде наших креветок. Чем глубже, тем гуще. На Земле наоборот: в глубинах жизнь скуднее. Но там тепло поступает сверху, а здесь снизу. А это что? Длинное, темное, без головы и без хвоста. Кит, кашалот? Движется быстро, за ним светящаяся струя. Ряды огоньков на боковой линии, как бы иллюминаторы. Неужели подводная лодка? Или нечто иное, ни с чем не сравнимое. Сигнализирую на всякий случай прожектором: два-два-четыре, два-трй-шесть, два-два-четыре. Не обратили внимания. Ушли вправо. Не видно. А вот еще какие-то чудища - помесь черепахи с осьминогом. Осьминогами я называю их для сравнения, на самом деле они пятиногие. Пять щупальцев - одно сзади, как рулевое весло, четыре по бокам. На концах утолщения с присосками. В одном из передних щупальцев сильный светящийся орган.
Похоже на фонарик. Прямой луч так и бегает по стеблям. На спине щит. Глаза рачьи на подвижных стебельках. Рот трубчатый. Я так подробно описываю их, потому что они плывут на меня. Вот сейчас смотрят прямо в иллюминатор. Жуткое чувство - взгляд совершенно осмысленный, зрачок с хрусталиком, а радужная оболочка фосфоресцирует мертвеннозеленым светом, как у кошки. Я читал, что у земных осьминогов человеческий взгляд, но сам не видел, не могу сравнить.
Прожектор нащупал дно. Какие-то узловатые корни на нем. Подобие кораллов или морских лилий.
Вижу толстые стебли, от них побеги свисают чашечками вниз, некоторые вплотную упираются в дно. Наши морские лилии смотрят чашечками вверх, они ловят тонущую пищу. Что ищут эти в иле? Гниющие остатки? Но не все достигают дна.
Неужели они ловят тепло? Но тогда это растения.
Растения без света? Невозможно. Впрочем, свет идет со дна - инфракрасный. Можно ли за счет энергии инфракрасных лучей строить белок, расщеплять углекислый газ? Мала энергия, надо ее накапливать. Но и зеленые листья на Земле тоже накапливают энергию. Ведь видимые лучи сами по себе не разлагают углекислый газ.
– Я получил отсрочку, - продолжал старик. - Застрял в зарослях у дна. Могу смотреть не торопясь. Все больше убеждаюсь, что подо мной растения. Вот толстая безглазая рыба жует побег. Другая - зубастая и длинная - схватила толстую, взвилась вверх. Поток пищи идет здесь со дна на поверхность. Светящиеся птицы - последняя инстанция.
Послышался скрежет и глухие удары по металлу. Что такое?
– Батисфера сдвинулась, - объявил Дед. - Кто-то схватил ее и тащит. Кто - не вижу. Перед иллюминатором нет ничего. Дно идет под уклон. Зарослям конца нет. Но странное дело - растения выстроились правильными рядами, как в плодовом саду. Что-то громоздкое медлительно движется, срезая целые кусты под корень. Ну и прожорливое чудище - так и глотает кусты. Вижу плохо, где-то сбоку ползет этот живой комбайн. Впереди гряда скал. Проплыли. Черная бездна. Батисфера опускается вниз. Давление возрастает. Прощайте! Москве поклонитесь!
Секундная пауза. И вдруг крик: - Трещина!!!
Послышались удары, все чаще и чаще. Видимо, вода прорвалась в камеру.
Старик ойкнул. Возможно, водяная дробь попала в него. Потом заговорил скороговоркой:
– На дне бездны строения. Город. Освещенные улицы. Купола. Шары. Плавающие башни. Какие-то странные существа… Всюду они… Неужели это и есть…
Грохот. Крик боли…
И торжествующий, с громким присвистом протяжный вой помехи.
Пять человек в глубоком молчании смотрят на черный круг, хотя ничего там нельзя разобрать ни глазами, ни в телескоп.
– Черев тридцать лет мы снова придем сюда, - говорит Толя Варенцов.
ВЛ.САВЧЕНКО
В 1952 году, когда мир угнетала величайшая нелепость XX века, называемая «холодной войной», профессор Берн перед большой аудиторией произнес невеселую остроту великого Эйнштейна: «Если в мировой войне № 3 вздумают воевать атомными бомбами, тогда в мировой войне № 4 будут воевать дубинками…» В устах Берна, которого называли «самым универсальным ученым XX столетия», это звучало несколько сильнее, чем обыкновенная острота. Посыпались письма, но Берн на них не смог ответить.
Осенью того же 1952 года ученый погиб во время своей второй геофизической экспедиции в Центральную Азию.
Уцелевший другой участник этой маленькой экспедиции, инженер Нимайер, позднее рассказывал: - Мы переправляли нашу базу на вертолете в глубь пустыни Гоби. В первый рейс, погрузив приборы и взрывчатку для сейсмологических исследований, вылетел профессор. Я остался охранять остальное снаряжение. Когда вертолет взлетел, в моторе что-то испортилось и он стал давать перебои. Потом мотор совсем заглох. Вертолет еще не успел набрать скорость и поэтому стал быстро снижаться вертикально с высоты сотни метров. Когда машина коснулась земли, произошел сильный - в два раската - взрыв. Должно быть, снижение оказалось таким стремительным, что от резкого толчка детонировал динамит. Вертолет и все его содержимое вместе с профессором Берном разнесло буквально в пыль…