— Сколько постояльцев теперь у твоей матери?
— Шесть. — Краем глаза Сонджа видела, что тот человек разговаривал с другим брокером, но все еще смотрел в ее сторону. — Она очень занята.
— Конечно! Сонджа, жизнь женщины — это бесконечная работа и страдания. Страдания, а затем еще большие страдания! Лучше ожидать их заранее. Ты становишься женщиной, поэтому тебе следует это понимать. Мужчина, за которого женщина выходит замуж, полностью определяет качество ее жизни. Хороший человек — достойная жизнь, а плохой человек — проклятая жизнь, но в любом случае женщину всегда ждут страдания и тяжелый труд. Никто не будет заботиться о бедной женщине, кроме нее самой.
Госпожа Чон погладила себя по животу, который вечно распирали газы, и обернулась к новому клиенту, позволяя Сондже вернуться домой.
За ужином братья Чон упоминали Ко Хансо, который только что купил весь их улов.
— Для брокера он неплохой человек, — заметил Компо. — Я предпочитаю такого умного, который не мается глупостями. Ко не торгуется. Он сразу называет цену, достаточно честную. Не думаю, что он пытается всех надуть, как делают другие, и отказать ему невозможно.
Затем Фатсо добавил, что поставщик льда сказал ему, что рыбный брокер из Чеджу должен быть невообразимо богатым. Он приезжал в Пусан только на три ночи в неделю, а жил в Осаке и Сеуле. Все звали его Босс.
Ко Хансо казался вездесущим. Когда бы Сонджа ни приходила на рынок, он появлялся и не скрывал своего интереса к девушке. Хотя она пыталась игнорировать его взгляды и заниматься делами, она чувствовала, как жар приливал к лицу в его присутствии. Через неделю он заговорил с ней. Сонджа только что покончила с покупками и шла одна в направлении парома.
— Молодая госпожа, что вы готовите на ужин в пансионе сегодня вечером?
Они оказались наедине, но не слишком далеко от суеты рынка. Она быстро взглянула на него и пошла дальше, не отвечая. Ее сердце стучало от страха, и она надеялась, что он не пойдет следом за ней. На пароме она попыталась вспомнить, как звучал его голос; голос сильного человека, который хотел казаться мягким. У него был легкий говор уроженца Чеджу, он тянул некоторые гласные; в Пусане говорили иначе. Он забавно произнес слово «ужин», она даже не сразу поняла, что он сказал.
На следующий день Хансо догнал ее, когда она направлялась домой.
— Почему ты не замужем? Ты достаточно взрослая.
Сонджа ускорила шаги и снова ушла. Он не последовал за ней. И хотя она не отвечала, Хансо не оставлял попыток заговорить с ней. Его не отталкивало ее тихое молчание; если бы она стала кокетничать с ним, он счел бы ее обычной. Ему нравился ее облик: блестящие волосы, заплетенные в косы, полная грудь, обтянутая белой накрахмаленной блузкой, длинный аккуратно завязанный пояс и ноги, ступавшие быстро и уверенно. Крепкие руки Сонджи привыкли к работе; они не были мягкими, нежными руками девушки из чайного дома или тонкими, бледными руками высокорожденной. Ее красивое тело была плотным и округлым, а верхнюю часть рук прикрывали белые рукава, отчего та казалась манящей и нежной. Потаенность ее тела возбуждала его; он жаждал увидеть ее обнаженную кожу. Она не походила ни на дочь богача, ни на дочь бедняка, в этой девушке чувствовалось нечто отличное от всех, особая целеустремленность.
Хансо узнал, кто она и где живет. За покупками она приходила на рынок каждый день. Он знал, в какое время может встретить ее.
Шла вторая неделя июня. Сонджа завершила ежедневные покупки и шла домой с нагруженными корзинами в обеих руках, удерживая груз на сгибе локтя. Три японских старшеклассника в форменных пиджаках нараспашку направлялись в гавань на рыбалку. Слишком жарко было сидеть смирно в школе, и они решили прогулять уроки. Заметив Сонджу на пути к парому в Йонгдо, хихикающие парни окружили ее, и один, худой и бледный, самый высокий из троих, выхватил из ее корзины одну из длинных желтых дынь. Он перебросил добычу над головой Сонджи своим друзьям.
Подобные инциденты часто происходили на материке. Японские школьники и студенты дразнили корейских детей, изредка случалось и обратное. Корейским малышам внушали, что они никогда не должны ходить в одиночку, но Сондже уже исполнилось шестнадцать, и она была сильной. Она предположила, что эти японцы приняли ее за девочку помладше, и потому попыталась держаться посолиднее. Сонджа огляделась, но никто не смотрел на них. Паромщик был занят разговором с двумя другими мужчинами, а торговки во внешних рядах рынка — своими делами.
— Отдайте немедленно, — сказала она ровным голосом и протянула правую руку.