— Почему ты уходишь так рано? Вечер прекрасный.
Аяме не знала, что сказать, но промолчать показалось невежливым.
— Что вы имеете в виду?
— Позднее, если ты захочешь чем-то заняться, здесь будет больше людей. — Девушка рассмеялась. — Разве ты не хочешь кое-чем заняться?
Аяме покачала головой:
— Я… я… Нет.
— Если у тебя есть деньги, я могу сделать все, что ты захочешь. Я предпочитаю делать это с женщинами.
Аяме затаила дыхание. Девушка была очень пухлой, румяной. У нее были красивые белые руки, полные и гладкие, как у женщин на итальянских картинах. В изящной черно-белой блузке из жоржета и темно-синей юбке она выглядела привлекательной женщиной-офицером. Девушка взяла левую руку Аяме и осторожно положила ее себе на грудь, под тонкую ткань блузки, Аяме почувствовала, как набухает и твердеет большой сосок.
— Ты очень милая. Приходи ко мне вечером, попозже. Сегодня я пришла рано, потому что у меня встреча, но он немного опаздывает. Обычно я вон там, рядом с кустами. — Девушка хихикнула. — Я люблю брать в рот разное. — Она облизнула губы ярким острым языком. — И я могу принести тебе игрушки.
Ошеломленная Аяме кивнула и пошла домой. Ее левая рука горела, и она не могла думать ни о чем другом — только о твердом женском соске в своих пальцах.
Субботним вечером в конце ноября Дайсукэ заснул раньше обычного. Харуки задержался в участке, занятый отчетами. В гостиной Аяме пыталась читать книгу об английской выпечке, но мысли уплывали. Закрыв книгу, она решила принять ванну, хотя в тот день уже делала это. Дайсукэ тихонько похрапывал, когда она вышла из дома.
Погружаясь в горячую воду, она спрашивала себя: хватит ли ей отваги попросить мужа заняться с ней любовью. Когда кожа на кончиках пальцев сморщилась, она оделась и причесалась. В наступающей темноте Аяме подошла к парку у кладбища.
Несмотря на холод, там оказалось довольно много любовников. Пары наблюдали, как другие занимаются любовью, и мастурбировали. Голые тела горбились под большими деревьями. Аяме хотела, чтобы Харуки обнял ее и занялся сексом с ней прямо там, на воздухе. Возле мощного дуба двое мужчин обнялись, а более высокий, руки которого сжимали партнера, был в сером костюме, подобном тому, который она сшила для своего мужа. Аяме подошла поближе и увидела его отчетливо. Она отступила, чтобы спрятаться.
Аяме затаила дыхание и наблюдала, как ее муж занимается любовью с другим мужчиной. Потому что ей не показалось, это был именно он.
Когда Харуки и молодой человек в белой рубашке закончили, они молча оделись и расстались, не посмотрев друг на друга и не прощаясь. Она не видела, чтобы Харуки давал молодому человеку деньги, но это могло произойти раньше.
Аяме села на корни старого дерева и уставилась на подушечки пальцев, которые снова стали гладкими. Если он доберется до дома прежде нее, ей придется сказать, что задержалась в бане-сенто.
— Здравствуй.
На этот раз девушка надела чисто-белую блузку, которая мерцала в темноте, и это делало ее похожей на ангела.
— Ты принесла деньги?
Девушка присела рядом с Аяме, распахнула блузку и вытащила грудь. Девушка была прекрасна. Аяме задавалась вопросом, зачем такому чудесному созданию интересоваться ее иссохшим телом, которое не могло ни зачать, ни любить.
— Ты можешь заплатить мне потом, если хочешь. — Девушка взглянула на сумку Аяме. — Ты приняла ванну, как хороший ребенок, ты такая чистая. Иди к мамочке, возьми грудь. Мне нравится это. Ты выглядишь испуганной, но почему? Все будет хорошо. — Девушка взяла правую руку Аяме и засунула себе под юбку, и Аяме впервые почувствовала другую женщину — она была мягкой и плюшевой.
Аяме погрузилась в теплоту тела этой незнакомой девушки. Тепло разливалось по ее организму, но когда она открыла рот, девушка взяла ее сумку.
— У тебя здесь деньги? Мне нужно много. Маме приходится покупать много вещей, чтобы хорошо выглядеть для своего ребенка.
Аяме отшатнулась и оттолкнула девушку, так что та упала назад.
— Вы омерзительны. — Она встала.
— Тощее старое влагалище! — крикнула девушка, и Аяме услышала ее хриплый смех издалека. — Ты должна платить за любовь, сука!
Айаме побежала назад, в баню.
Когда она наконец вернулась домой, Харуки кормил брата.
— Где ты была, А-тян? — спросил Дайсукэ.
Он был в желтой пижаме, которую она утром погладила для него.
Харуки кивнул и улыбнулся ей. Он никогда раньше не заставал брата одного. Дайсукэ плакал на коврике и звал маму. Но Харуки не хотел говорить об этом Аяме, опасаясь, что она почувствует себя виноватой, а она и так хорошо обо всех заботилась.