Сонджа кивнула.
— Часы. Что ты с ними сделаешь?
— Продам их, когда доберусь до Осаки.
Чанджин была довольна этим ответом.
— Сохрани их для чрезвычайной ситуации. Если муж спросит, где ты их взяла, скажи, что я дала.
Чанджин возилась с кошельком, спрятанным под блузкой.
— Это принадлежало матери твоего отца. — Чанджин дала ей два золотых кольца, которые свекровь вручила ей перед смертью. — Постарайся не продавать их без нужды. У тебя должно быть что-то на случай, если понадобятся деньги. Ты бережливая девочка, но воспитание ребенка — это большие расходы. Будут вещи, которых вы не можете ожидать, например, посещения врача. Если это мальчик, понадобятся сборы за школу. Если пастор не даст тебе денег на домашнее хозяйство, зарабатывай что-то и откладывай сбережения для чрезвычайных ситуаций. У женщины всегда должно быть что-то свое на черный день. Обращайся с семьей мужа с почтением. Повинуйся им. Если допустишь ошибку, они проклянут нашу семью. Подумай о своем добром отце, который всегда делал все возможное для нас. — Чанджин попыталась вспомнить что-нибудь еще, но ей было трудно сосредоточиться.
Сонджа засунула кольца в кошелек под своей блузкой, где держала часы и деньги.
— Прости, мама.
— Я знаю, я знаю. — Чанджин прикрыла ладонью рот и погладила волосы Сонджи. — Ты — все, что у меня есть. Теперь у меня нет ничего.
— Я попрошу пастора Исэка написать тебе, когда мы прибудем.
— Да, да. И если тебе что-нибудь понадобится, попроси Исэка написать мне письмо на простом корейском, и я попрошу кого-нибудь в городе прочитать его для меня. — Чанджин вздохнула. — Хотелось бы, чтобы мы умели сами читать наши письма.
— Мы знаем цифры, умеем считать. Отец научил нас.
Чанджин улыбнулась.
— Да. Твой отец научил нас. Твой дом — с твоим мужем, — сказала она; так сказал ее собственный отец, когда она выходила замуж за Хуни. «Никогда не возвращайся домой», сказал он, но Чанджин не могла повторить это своему ребенку. — Создай хороший дом для мужа и вашего ребенка. Это твоя работа. Они не должны страдать.
Исэк вернулся, очень спокойный. Десятки людей получили отказ из-за отсутствия бумаг или сборов, но у них с Сонджей документы были в порядке. Офицеры не имели оснований его беспокоить. Он и его жена могли отправляться в путь.
12
Осака, апрель 1933 года
Когда Пэк Ёсоп уставал переминаться с ноги на ногу, он ходил вдоль железнодорожных путей на станции в Осаке, как заключенный в камере. Один. По природе Ёсоп был разговорчив, но, хотя его японский заметно улучшился, избавиться от акцента никак не удавалось. По внешнему виду он не отличался от окружающих и мог рассчитывать на вежливую улыбку, но стоило ему что-то сказать, как отношение резко менялось. Он был корейцем и принадлежал, с точки зрения японцев, к низшему и коварному племени. В любой ситуации корейцев считали потенциальными нарушителями спокойствия. Прожив в Японии уже более десяти лет, Ёсоп все это отлично понимал. Патрульный на станции Осака заметил беспокойство Ёсопа, но взволнованно ожидать прибытия поезда — не преступление.
Полицейский не знал, что он был корейцем. Большинство японцев утверждали, что могли различать японцев и корейцев по чертам лица, но все корейцы знали, что это ерунда. Ёсоп носил уличную одежду скромного рабочего из Осаки: костюм в западном стиле, рубашку и тяжелое шерстяное пальто, довольно новое и качественное. Давным-давно он отложил в сторону одежду, которую привез из Пхеньяна — дорогие костюмы, заказанные его родителями у хорошего портного, который шил для канадских миссионеров и их семей. В течение последних шести лет Ёсоп работал мастером на бисквитной фабрике, присматривая за тридцатью девушками и двумя мужчинами. На работе от него требовалась аккуратность, не более того. Он не должен был одеваться лучше, чем его босс, Симамура-сан, иначе тот мог заменить Ёсопа на более скромного сотрудника. Каждый день поезда из Симоносеки и паромы из Чеджу привозили голодных корейцев в Осаку, и Симамура-сан мог выбрать любого.
Ёсоп был рад, что его младший брат прибывал в воскресенье, его единственный выходной день. Кёнхи готовила пир. В противном случае она пришла бы сейчас вместе с ним. Им было ужасно любопытно, что за девушку выбрал Исэк. Ее положение шокировало, но то, что Исэк решил сделать, не удивляло. В семье давно привыкли к его самоотверженности. Больному мальчику обильные блюда приносили в комнату на лаковом подносе. Тем не менее он оставался тонким, как палочки для еды, хотя поднос возвращался на кухню пустым. Дело в том, что Исэк активно угощал слуг — никто не уходил от него без лакомства. Ёсоп подумал, что рис и рыба — это одно, но этот брак выглядит чрезмерным. Стать отцом чужого ребенка! Кёнхи взяла с него обещание не оценивать ситуацию, пока они не познакомятся с невесткой.