Когда поезд из Симоносеки прибыл на вокзал, толпа ожидающих придвинулась к путям. Исэк был на голову выше других и выделялся в толпе. Серая шляпа на красивой голове, очки в черепаховой оправе на прямом тонком носу. Исэк осмотрелся и, заметив брата, помахал ему тощей рукой.
Ёсоп бросился к нему. Мальчик стал взрослым мужчиной! Исэк оказался даже тоньше, чем при их прежней встрече, бледная кожа отливала оливковым тоном, вокруг сияющих улыбающихся глаз появились тонкие морщины. У Исэка было лицо Самоэля, и это вызывало у Ёсопа странное чувство. Западный костюм, сшитый семейным портным, висел мешком. Застенчивый болезненный мальчик за одиннадцать лет превратился в высокого джентльмена, но его изможденное тело истощилось от болезни. Как родители позволили ему в таком состоянии поехать в Осаку? Зачем Ёсоп настаивал на этом?
Ёсоп обнял брата и притянул его к себе. В Японии Ёсоп касался только жены, было непривычно почувствовать щетину брата на собственной коже.
— Как ты вырос!
Они оба засмеялись, потому что это было правдой, и потому, что они слишком давно не видели друг друга.
— Брат, — сказал Исэк. — Мой брат.
— Исэк, ты здесь. Я так рад.
Исэк сиял, он не мог отвести взгляд от лица старшего брата.
— Но ты вырос намного больше меня. Это неуважительно!
Исэк насмешливо поклонился.
Сонджа стояла в стороне с вещами. Ее успокоила братская легкость и теплота встречи. Брат Исэка Ёсоп показался ей забавным. Он немного напоминал весельчака Фатсо. Когда тот узнал, что она вышла замуж за Исэка, то сделал вид, что упал в обморок. Спустя несколько мгновений он достал свой кошелек и дал ей две иены — зарплата рабочего за два дня, и посоветовал ей купить что-нибудь вкусное, чтобы съесть вместе с мужем, когда доберутся до Осаки.
— Когда будете жевать сладкие рисовые лепешки в Японии, вспомните меня, одинокого и грустного в Йондо, скучающего по тебе; представьте, что сердце Фатсо вырвано, как нутро сибаса.[8] — Он притворился, что плачет, растирая глаза мясистыми кулаками, и громко засопел.
Братья сказали ему заткнуться, и каждый из них также дал ей по две иены в качестве свадебного подарка.
— И ты женат! — сказал Ёсоп, внимательно глядя на маленькую девушку рядом с Исэком.
Сонджа поклонилась своему шурину.
— Рад видеть тебя, — сказал Ёсоп. — Ты была малышкой, вечно следовала за своим отцом. Возможно, тебе было пять или шесть? Я не думаю, что ты меня помнишь.
Сонджа покачала головой.
— Я хорошо помню твоего отца. Я огорчился, узнав о его смерти; он был очень мудрым человеком. Мне нравилось разговаривать с ним. Он не говорил лишних слов, но хорошо обдумывал каждое. И твоя мать готовила самые выдающиеся блюда.
Сонджа опустила глаза.
— Спасибо, что позволили мне приехать сюда, старший брат. Моя мать посылает вам глубокую благодарность за вашу щедрость.
— Ты и твоя мать спасли жизнь Исэка. Я благодарен вам, Сонджа, наша семья благодарна вашей семье.
Ёсоп взял тяжелые чемоданы Исэка, а Исэк взял узлы с вещами Сонджи. Ёсоп заметил, что ее живот уже выпирает, но не слишком явно. Он перевел взгляд в сторону выхода со станции. Девушка не выглядела как деревенская блудница. Она казалась такой скромный и простой, что Ёсоп подумал: может, ее изнасиловал кто-то из знакомых? Случалось, что в таких ситуациях девушку обвиняли в том, что она сама соблазнила мужчину.
— Где сестра? — спросил Исэк, оглядываясь в поисках Кёнхи.
— Дома, готовит ужин. Тебе лучше проголодаться. Соседи должны умирать от зависти — такие запахи долетают с нашей кухни!
Исэк улыбнулся; он обожал свою невестку. Сонджа плотнее закуталась в куртку, заметив, что прохожие косятся на ее традиционную корейскую одежду. Никто на станции не был в ханбоке.
— Моя невестка — замечательный повар, — сказал Исэк, обращаясь к Сондже, он был доволен, что снова увидит Кёнхи.
Ёсоп заметил, что люди смотрят на девушку. Он понял, что ей нужна другая одежда.
— Пойдем домой! — Он быстро вывел их со станции.
Дорога перед вокзалом Осаки была заполнена трамваями, полчища пешеходов входили и выходили через главные двери. Сонджа следовала за братьями, которые осторожно продвигались в толпе. Когда они подошли к проезжей части, она на мгновение обернулась и взглянула на фасад вокзала. Здание в западном стиле казалось ей непривычным: она никогда прежде не видела строение из камня и бетона. Станция Симоносеки, которая показалась ей большой, выглядела совсем маленькой по сравнению с этим огромным сооружением. Мужчины быстро пошли вперед, и она попыталась догнать их. Сонджа вдруг подумала, что чувствует себя так, словно была в Осаке раньше, словно прежде ездила на пароме до Симоносеки, на поезде до Осаки. Когда машины проезжали мимо них, она удивлялись, что они выглядели как металлические быки на колесах, как и говорил ей Хансо. Она была деревенской девушкой, но она слышала обо всех этих вещах. Но она не могла показать, что знала о компостировании билетов, иммиграционных чиновниках, носильщиках, электрических лампах, керосиновых печах и телефонах, поэтому на остановке троллейбуса Сонджа старалась выглядеть тихой и робкой. Она мечтала увидеть мир вместе с ним, но теперь она видела этот мир без него.
8
Сибас