— Мы не вносим свой вклад в домашние расходы: продукты, топливо… Я никогда в жизни не видела таких высоких цен. В Корее у нас был огород, и мы не платили за овощи. Но цена на рыбу! Моя мать никогда бы не стала есть, если бы увидела такую цену. Прежде я не понимала, как хорошо мы жили: у нас была бесплатная рыба от постояльцев, а здесь яблоко стоит больше, чем говяжьи ребра в Пусане. Мать так же осторожна с деньгами, как ты, но даже она не умела так управляться с расходами. Мы с Исэком думаем, что вы должны брать у него деньги хотя бы на продукты.
Тот факт, что брат и сестра не позволяли Исэку платить ни за что, было трудно принять, однако они не могли позволить себе арендовать отдельное жилье. Кроме того, решение переехать могло сильно огорчить и обидеть сестру.
— Я уверена, что дома вы ели намного лучше, — грустно сказала Кёнхи.
— Нет-нет, я не это имела в виду. Мы просто ужасно переживаем, что не вносим свой вклад в домашние расходы, они так велики.
— Мы с Ёсопом этого не допустим. Вы должны экономить деньги для ребенка. Нам нужно будет одевать его, кормить, потом он пойдет в школу и станет джентльменом. Разве это не здорово? Я надеюсь, ему понравится в школе, как его отцу, и он не будет уклоняться от чтения книг, как дядя! — Кёнхи улыбнулась: ребенок казался ей ответом на ее молитвы.
— Мать прислала мне три иены в последнем письме. И у нас есть деньги, которые мы привезли с собой, да и Исэк кое-что зарабатывает. Вам не придется беспокоиться о расходах или думать о продаже кимчи, чтобы прокормить два дополнительных рта — а скоро три рта, — сказала Сонджа.
— Сонджа, ты неуважительна. Я старшая сестра. Мы прекрасно справимся. Кроме того, если я не могу говорить о своем желании зарабатывать, не вынуждая тебя тут же рассуждать о вкладе в общий бюджет, с кем я тогда буду делиться своей мечтой торговать кимчи на станции Цурухаси? — Кёнхи рассмеялась. — Будь хорошей сестрой и позволь мне мечтать вслух о моем бизнесе, с помощью которого я заработаю так много денег, что смогу купить нам замок и отправить твоего сына в медицинскую школу в Токио.
— Разве домохозяйки покупают кимчи, приготовленный другой женщиной?
— А почему нет? Разве я делаю не самый лучший кимчи? Моя семья готовит лучшие соленые огурцы в Пхеньяне. — Кёнхи задрала подбородок, а затем рассмеялась. — Я стала бы знаменитой торговкой кимчи. Моя маринованная капуста была бы чистой и вкусной.
— Почему ты не можешь начать прямо сейчас? У меня достаточно денег, чтобы купить капусту и редис. Я стану помогать тебе. Если мы много продадим, мне не нужно будет думать о работе на заводе, и я смогу присматривать за ребенком дома, когда он родится.
— Да, это было бы очень хорошо, но Ёсоп убьет меня. Он сказал, что его жена никогда не будет работать. Никогда. И он не хотел бы, чтобы ты работала.
— Но я выросла, работая с матерью и отцом. Он это знает. Моя мать служила гостям и готовила еду, а я мыла, стирала…
— Ёсоп старомодный, — вздохнула Кёнхи. — Я вышла замуж за очень хорошего человека. Это все моя вина. Если бы у меня были дети, я бы ни о чем не беспокоилась. Я просто не хочу быть бездельницей. Но Ёсоп не виноват. Никто не работает больше, чем он. В прежние времена человек в его положении мог бросить меня из-за отсутствия сына. — Кёнхи покачала головой, вспоминая многочисленные рассказы о бесплодных женщинах, которые она слышала в детстве. — Я слушаюсь своего мужа. Он всегда хорошо заботится обо мне.
Сонджа была и согласна, и не согласна с Кёнхи, так что не стала спорить. Ее шурин, Ёсоп, на самом деле говорил, что знатная женщина-янбан, такая как Кёнхи, не может работать за пределами дома; Сонджа была обычной дочкой крестьянина, поэтому работа на рынке для нее подходила. Это различие не мешало Сондже, поскольку Кёнхи была превосходным человеком во многих отношениях, и Сонджа искренне восхищалась ею. Тем не менее Сонджа понимала, что ее невестка очень расстроена невозможностью осуществить свой замысел и чувствовать себя полезной.
Однако Сонджа не имела права судить брата и сестру и высказывать свое мнение. И наверняка брат назвал бы ее слова «глупыми женскими разговорами». Ради спокойствия Кёнхи Сонджа улыбнулась и взяла ее под руку, и так они вместе пошли покупать капусту и дайкон.
16
Кёнхи не узнала двух мужчин, стоявших у ее двери, зато они знали ее имя.
Более высокий, с узким лицом, улыбался чаще, но выражение лица низкого казалось более мягким. Одинаковой одеждой они походили на рабочих: темные брюки и рубашки с короткими рукавами, но у обоих была дорогая кожаная обувь. Высокий говорил с непривычным для Чеджу акцентом. Он достал из заднего кармана брюк сложенный лист.