— Я могу позаботиться об этой семье, — заявил Ёсоп.
— Это правда, но я возлагаю на тебя бремя, которого ты не ожидал. Я поставил вас в сложное положение. Это моя вина. Сонджа хотела помочь.
Ёсоп сжал руки. Он не мог отрицать правоту Исэка. И ему трудно было видеть опечаленное лицо брата. Исэк хрупкий, как прекрасное изделие из фарфора, он нуждается в защите. Всю ночь Ёсоп тянул бутылку пива-добуроку в баре у вокзала, который часто посещали корейцы, пытаясь понять, зачем он настоял на приезде хрупкого Исэка в Осаку. Как долго Исэк проживет? Что произойдет с Исэком, если Сонджа в итоге окажется нехорошей женщиной? Кёнхи привязалась к невестке, а с рождением ребенка Ёсоп будет отвечать еще за одного человека. На него рассчитывали родители и все родственники. В переполненном баре мужчины пили и шутили, но в этом не было души, а убогий запах пережженных сухих кальмаров и алкоголя, гомон тех, кого не беспокоили ни деньги, ни судьба семьи в этой странной и трудной стране, навевали тоску. Ёсоп закрыл лицо руками.
— Брат, ты очень хороший человек, — сказал Исэк. — Я знаю, как много и усердно ты работаешь.
Ёсоп заплакал.
— Ты простишь Сонджу? Ты простишь меня за то, что ты взял на себя этот долг? Ты сможешь простить нас?
Ёсоп ничего не ответил. Ростовщик будет думать о нем, как о всех остальных мужчинах, жены которых трудились на фабриках или работали в качестве прислуги. Его жена и беременная невестка оплатили долг за счет часов, которые, вероятнее всего, были украдены. Что он мог поделать?
— Ты должен идти на работу, не так ли? — спросил Ёсоп. — Сегодня воскресенье.
— Да, сестра сказала, что останется дома с Сонджей и ребенком.
— Пойдем, — сказал Ёсоп.
Он простил бы. Но было слишком поздно для чего-то другого. Когда мужчины вышли из дома, Ёсоп держал брата за руку.
— Итак, теперь ты отец.
— Да, — улыбнулся Исэк.
— Это хорошо, — кивнул Ёсоп.
— Я хочу, чтобы ты дал ему имя, — сказал Исэк. — Потребуется слишком много времени, чтобы написать отцу и получить его ответ. Ты здесь глава нашего дома…
— Это не должен быть я.
— Напротив.
Ёсоп вздохнул, взглянул на пустую улицу и подошел к брату.
— Ноа.
— Ноа, — повторил Исэк, улыбаясь. — Да. Это прекрасно.
— Ноа, потому что он повиновался и сделал то, что велел ему Господь. Ноа, потому что он верил, когда это было невозможно.
— Может быть, это ты должен сегодня произнести проповедь, — сказал Исэк, похлопав брата по плечу.
Братья быстро пошли к церкви: один высокий, хрупкий и целеустремленный, другой коренастый, мощный и стремительный.
КНИГА II
РОДИНА
Думаю, что не имеет значения, как много гор и рек ты преодолел, весь мир — Корея, и каждый в нем — кореец.
1
Осака, 1939 г.
Ёсоп глубоко вздохнул и ступил на порог, готовый к молниеносной атаке шестилетнего мальчика, который всю неделю ждал свой пакет с лакомствами. Он распахнул переднюю дверь, слегка склонившись, чтобы устоять.
Но ничего не произошло.
В передней комнате никого не было. Ёсоп улыбнулся. Ноа, должно быть, спрятался.
— Дорогая, я пришел, — крикнул он в сторону кухни, закрывая за собой дверь.
Вынув пакет сладостей из кармана пальто, Ёсоп сказал нарочито громко:
— Интересно, где может быть Ноа? Я полагаю, если он не дома, я могу съесть его долю конфет. Или я могу отложить их для своего брата. Или, может, сегодня хороший день для малыша Мосасу, чтобы впервые попробовать вкус конфет. Никто не может быть слишком мал для удовольствия! Ему уже месяц. — Ёсоп медленно разворачивал хрустящую бумагу, а потом сделал вид, что кладет кусочек лакомства в рот. — Вау, да это самые лучшие тыквенные конфетки, которые я когда-либо ел! Дорогая, — крикнул он, — выйди сюда, я и тебе дам несколько штук! Действительно, вкусно! — Он громко зачавкал, одновременно проверяя сундук для одежды и угол за ширмой — обычные укрытия Ноа.
Простое упоминание новорожденного брата Ноа, Мосасу, должно было заставить мальчика выпрыгнуть и потребовать свои конфеты: в последнее время у него вспыхнула ревность к новорожденному брату, ему казалось, что про него забыли, занимаясь малышом.
Ёсоп проверил кухню, но там никого не было. Печь была прохладной на ощупь, а гарниры выставлены на маленьком столике около двери; рисовый горшок оказался пуст. Ужин всегда готовился к возвращению Ёсопа. Кастрюлю для супа наполовину заполняла вода, порезанный картофель и лук, но никто не поставил ее на огонь. Субботние ужины всегда были самыми обильными, потому что по воскресеньям никто не шел с утра на работу, и все же сегодня оказалось иначе. После неторопливого субботнего ужина семья собиралась пойти в баню. Ёсоп открыл заднюю дверь кухни и высунул голову наружу, но и там никого из своих не увидел.