Сонджа покачала головой, но он не заметил. Фатсо коснулся галстука, висевшего рядом с костюмом Исэка.
— Так вот что настоящий янбан[4] носит вокруг шеи, чтобы выглядеть важным? Похож на петлю. Я никогда такого не видел! Вот это да! Такой гладкий! — Младший из братьев Чон потер галстуком по щеке. — Наверное, это шелк. Шелковая петля! — Он громко рассмеялся, но Исэк не проснулся.
— Фатсо, не трогай, — строго сказал Компо.
Лицо старшего брата было покрыто отметинами оспы, и когда он сердился, обветренная кожа заметно краснела. С тех пор как умер их отец, он присматривал за братьями. Фатсо смущенно отпустил галстук, он не хотел огорчать Компо. Братья помылись, поели, и потом все трое заснули. Новый гость продолжал спать рядом с ними, время от времени приглушенно кашляя.
Чанджин отправилась на кухню и приказала служанкам присматривать, когда проснется новый жилец. Они готовы были в любой момент подать ему горячую еду. Сонджа пристроилась в углу и чистила сладкий картофель, не поднимая головы, когда мать входила в комнату или выходила. На прошлой неделе они говорили только по необходимости. Служанки недоумевали: они не привыкли, чтобы Сонджа была такой тихой. Вечером братья Чон проснулись, снова поели и пошли в деревню купить табака перед рыбалкой. Жильцы, которые спали в той же комнате ночью, еще не вернулись с работы, поэтому пару часов в доме царила тишина, морской ветер проникал сквозь щели в стенах и в рамах.
Чанджин сидела, скрестив ноги, на подогреваемом полу в комнате, где спали женщины; ступни приятно грело. Она чинила пару брюк, одну из полудюжины в куче сильно изношенной одежды постояльцев. Ее стирали не слишком часто, так как ее было мало, да и мужчины не хотели беспокоить хозяйку пансиона.
— Все равно она снова запачкается, — ворчал Фатсо, хотя его братья предпочитали чистую одежду.
После стирки Чанджин латала вещи, насколько это было возможно, и по крайней мере раз в год меняла воротники рубашек и курток, которые уже не поддавались ремонту или стирке.
Каждый раз, когда новый жилец кашлял во сне, она отрывалась от работы. Чанджин попыталась сосредоточиться на аккуратных швах, гораздо более искусных, чем получались у ее дочери, которая тем временем чистила полы. Два раза в день вощеные до желтизны доски подметали короткой метлой, а затем протирали чистой тряпкой.
Входная дверь дома медленно открылась: угольщик Чон пришел за деньгами. Мать и дочь оторвались от работы. Чанджин поднялась с пола, чтобы приветствовать его. Сонджа небрежно поклонилась и вернулась к своему занятию.
— Как ваша жена? — вежливо поинтересовалась Чанджин: жена угольщика часто страдала несварением желудка и иногда вынуждена была оставаться в постели.
— Она встала рано утром и пошла на рынок. Не могу удержать эту женщину от попыток заработать еще денег. Знаете ведь, какая она, — с гордостью ответил Чон.
— Вы счастливец. — Чанджин вытащила кошелек, чтобы расплатиться за недельную порцию угля.
— Аджумони, если бы все мои клиенты были похожи на вас, я бы не знал, что такое голод. Вы всегда платите вовремя! — Он радостно улыбался.
Чанджин улыбнулась ему в ответ. Он постоянно жаловался, что никто не платит в срок, но большинство соседей обходились гораздо меньшим количеством пищи, отдавая ему последнее, ведь этой зимой было слишком холодно и без угля никто не мог выжить. Угольщик был человеком воспитанным, он с поклоном принимал чашку чая и угощение в каждом доме; даже в худшие годы ему голодать не приходилось. А его жена была лучшей торговкой водорослями на местном рынке и всегда неплохо зарабатывала.
— Ли-секи, эта грязная собака, что живет дальше по улице, прикидывается, будто у него и монеты не осталось…
— Сейчас всем нелегко. Тяжелые времена.
— Конечно, все не так просто, но в вашем доме полно гостей, ведь вы лучшая повариха в Кёнсандо. Министр остановился у вас? Вы нашли для него кровать? Я сказал ему, что ваш морской лещ — лучший в Пусане. — Чон принюхался, пытаясь угадать, сможет ли перекусить чем-нибудь вкусненьким, но особых ароматов не уловил.
Чанджин взглянула на дочь — Сонджа прекратила скрести пол и ушла на кухню, чтобы принести угольщику поесть.
— Но тот молодой человек уже слышал о вашей кухне от своего брата, который останавливался здесь десять лет назад. Ах, у живота память крепче, чем у сердца!
— Министр? — Чанджин выглядела озадаченной.
— Молодой человек с Севера. Я встретил его вчера вечером, он блуждал по улицам, искал ваш дом. Пэк Исэк, так он себя назвал. Такой импозантный молодой человек. Я показал ему дорогу к вашему дому, но у меня была поздняя доставка для Чо-секи, он наконец нашел деньги, чтобы заплатить мне после месяца задержки платежей…
4
Янбаны (кор.), или янъбан (два деления, два подразделения) — понятие, первоначально обозначавшее в средневековой Корее две категории дворянства (служилых людей) — гражданских (мунбан) и военных (мубан) чиновников.
С XII столетия янбаны стали высшим сословием, и принадлежность к нему передавалась наследственно, вне зависимости от занимаемых в данный момент должностей. Не облагались феодальными пошлинами и повинностями. В связи с этим ряды так называемых «провинциальных янбанов» постоянно пополнялись зажиточными крестьянами и купцами, которые платили деньги за право причислить себя к этому сословию.
В современной исторической литературе термин «янбан» употребляется для обозначения господствующих слоев в феодальной Корее и представляет собой синоним слов «феодал» или «помещик».