Хансо вытащил из кармана пиджака два комикса.
— Вот.
Ноа принял книги вежливо, обеими руками, как учила его мать. Текст был на корейском.
— Спасибо, господин.
— Ты читаешь по-корейски?
— Нет, господин.
— Ты можешь научиться, — сказал Хансо.
— Тетя Кёнхи может нам прочитать, — сказал Мосасу. — Дяди Ёсопа здесь нет, но когда мы увидим его в следующий раз, мы можем его удивить.
— Вы, мальчики, должны научиться читать по-корейски. Однажды вы сможете вернуться на родину, — сказал Хансо.
— Да, господин, — сказал Ноа.
Он представлял себе Корею мирным местом, где все будет хорошо. Его отец сказал, что Пхеньян, где он вырос, был красивым городом, а Йондо, родной город его матери, — безмятежным островом с обильной рыбой в сине-зеленых водах.
— Откуда вы, сэр? — спросил Ноа.
— Из Чеджу. Это недалеко от Пусана, откуда родом твоя мать. Это вулканический остров. Там есть апельсины. Люди из Чеджу являются потомками богов. — Он подмигнул. — Однажды я отвезу тебя туда.
— Я не хочу жить в Корее, — воскликнул Мосасу. — Я хочу остаться здесь, на ферме.
Сонджа погладила Мосасу по спине.
— Мама, мы должны жить на ферме всегда. Дядя Ёсоп ведь тоже скоро приедет, верно? — спросил Мосасу.
Вошла Кёнхи, и Мосасу побежал к ней с комиксами.
— Ты можешь прочитать это для меня?
Кёнхи кивнула, и Мосасу отвел ее к стопке сложенных футонов, которые они использовали в качестве стульев.
— Ноа, иди к нам, я почитаю вам.
Ноа быстро поклонился Хансо и присоединился к Кёнхи и Мосасу. Чанджин последовала за Ноа, оставив Сонджу за столом. Когда та хотела встать, Хансо жестом попросил ее остаться на месте. Он выглядел серьезным.
— Подожди, я хочу знать, как дела у тебя.
— Я в порядке, спасибо. — Ее голос дрогнул. — Спасибо, что привез мою мать.
— Ты спрашивала, нет ли новостей о ней, и я подумал, что лучше ей будет перебраться сюда. В Японии плохо, но в Корее сейчас гораздо хуже. Когда война закончится, ситуация наладится, но пока она стабилизируется, может пройти немало времени.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда американцы одержат победу, мы не знаем, что сделают японцы. Они выведут войска из Кореи, но кто будет управлять там? Что станет с корейцами, которые поддерживали японцев? Будет немало крови и смуты. Тебе нужно думать о сыновьях, а им — держаться подальше от этой заварушки.
— А что ты будешь делать? — спросила она.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Я позабочусь о себе и своих людях. Ты же не думаешь, что я доверю свою жизнь кучке политиков? Им ни до кого нет дела.
Сонджа подумала, что, вероятно, он прав, но может ли она доверять ему? Она начала подниматься, но Хансо покачал головой.
— Так трудно говорить со мной? Сядь, пожалуйста.
Сонджа села.
— Я должна заботиться о своих сыновьях. Ты должен это понимать.
Мальчики впились взглядами в страницы комиксов. Кёнхи читала с чувством, и даже Чанджин смеялась вместе с детьми. Они были поглощены комиксом, а их лица казались более мягкими и спокойными, чем обычно.
— Я помогу вам, — сказал Хансо. — Не нужно беспокоиться о деньгах или…
— Ты уже помог нам, потому что у меня не было выбора. Когда война закончится, я сама позабочусь о них. Я заработаю…
— Когда война закончится, я смогу найти вам дом и дать деньги на мальчиков. Они должны ходить в школу, а не убирать навоз за коровами. Твоя мать и невестка тоже могут поселиться с вами. Я найду хорошую работу для твоего шурина.
— Я не могу объяснить все это своей семье, — сказала Сонджа.
Чего он хочет? Конечно, он не мог больше желать ее. Она — вдова двадцати девяти лет с двумя маленькими детьми, которых надо кормить и воспитывать. Сонджа не могла представить себе, что какой-то мужчина может захотеть ее. Она и прежде не отличалась красотой. Простая женщина с плоским лицом, неровной кожей, на которой от солнца появились первые морщины. Ее тело было сильным и плотным, более массивным, чем в юности. Иногда она чувствовала себя здоровым сельскохозяйственным животным, которое однажды станет бесполезным. И до этого дня важно убедиться, что ее мальчики будут в порядке, когда она уйдет.
— И что бы сказали об этом твои дочери? — спросила она шепотом.