Через месяц Хансо вернулся. Солнце стояло высоко, и рабочие только что пришли с поля на обед. В холодном сарае Ёсоп был один. Услышав шаги, он поднял голову, а затем снова опустил ее на соломенную подушку. Хансо поставил два ящика, а затем сел на толстую доску, которая использовалась в качестве скамьи. Несмотря на элегантный костюм и лакированные кожаные туфли, Хансо в сарае чувствовал себя непринужденно, не обращая внимания на запахи от животных и сквозняк.
Ёсоп сказал:
— Вы отец мальчика, не так ли?
Хансо изучил лицо, покрытое рубцами. Правое ухо Ёсопа представляло собой бесформенный красный кусок мяса.
— Вы поэтому все это делаете? — спросил Ёсоп.
— Ноа — мой сын, — ответил Хансо.
— Мой брат дал ребенку имя. Мальчик ничего другого не должен знать.
— Я тоже могу дать ему имя.
— У него есть имя.
Ёсоп нахмурился, самое маленькое движение причиняло ему боль. Ноа говорил с интонациями Исэка, так же ел аккуратно пережевывая пищу. Он во всем подражал Исэку. В свободное время Ноа доставал свои старые школьные тетради и упражнялся, хотя никто не говорил ему это делать. Ёсоп никогда бы не поверил, что этот якудза — биологический отец Ноа, если бы не поразительное сходство. Со временем сам Ноа заметит это. Ёсоп не упоминал об этом в разговорах с Кёнхи, но даже если бы она догадалась об истине, она вряд ли стала говорить о своих подозрениях мужу, не желая навредить Сондже, которая стала для нее родной сестрой.
— У вас нет сына, — догадался Ёсоп.
— Ваш брат был добр, он помог Сондже, но я бы позаботился о ней и моем сыне.
— Она, должно быть, не хотела этого.
— Я предлагал позаботиться о ней, но она не хотела быть моей женой в Корее, потому что у меня есть японская жена в Осаке.
Лежа на спине, Ёсоп уставился на крышу сарая. Неровные полосы света падали сквозь щели в крыше. Клубы пыли стояли в лучах. До ожогов он никогда не замечал таких мелочей, и никогда прежде ни к кому не испытывал такой ненависти. Ёсоп ненавидел этого человека: его дорогую одежду, его роскошные ботинки, его уверенность, его дьявольскую неуязвимость. Он ненавидел его за то, что тот был здоров. У него не было права требовать ребенка, которого так любил его покойный брат.
Хансо видел гнев Ёсопа.
— Она хотела, чтобы я ушел, поэтому сначала я ушел, но планировал вернуться. А потом она исчезла. Оказалось, что вышла замуж. За вашего брата.
Ёсоп не знал, во что верить. Исэк не желал обсуждать происхождение Ноа.
— Вы должны оставить Ноа в покое. У него есть семья.
Хансо скрестил руки на груди и улыбнулся, прежде чем заговорить.
— Сукин сын, я заплатил за жизнь каждого из вас. Без меня вы все были бы мертвы.
Ёсоп немного передвинулся и содрогнулся от боли.
— Сонджа сказала? — спросил Хансо.
— Достаточно посмотреть на лицо мальчика. Но я отлично знаю, что вы не какой-то там святой. Я знаю, что вы из себя представляете…
Хансо громко рассмеялся, он не испытывал уважения к прямолинейности Ёсопа.
— Мы скоро вернемся домой, — сказал Ёсоп, закрывая глаза.
— Пхеньян контролируется русскими, а американцы стоят в Пусане. К кому из них вы хотите вернуться?
— Это не навсегда, — сказал Ёсоп.
— Там голод.
— Я покончил с Японией.
— И как вы вернетесь в Пхеньян или Пусан? Вы даже не в состоянии пройти по ферме.
— Компания должна мне заработную плату. Когда я буду здоров, я вернусь в Нагасаки, чтобы получить мои деньги.
— Когда вы в последний раз читали газету? — Хансо вытащил из одного из принесенных им ящиков пачку корейских и японских газет и положил ее рядом с Ёсопом.
Тот взглянул на газеты, но не взял их.
— Вы не получите денег, — медленно проговорил Хансо, как будто обращался к капризному ребенку. — Компания никогда не заплатит вам. Нет записей о вашей работе, и вы ничего не сможете доказать. Правительство хочет, чтобы бедные корейцы уехали, но не даст вам денег на проезд.
— Что вы имеете в виду? Откуда вы это знаете? — спросил Ёсоп.
— Просто знаю. Я знаю Японию, — сказал Хансо, пожав плечами.
Он прожил среди японцев всю свою взрослую жизнь. Его тесть был самым влиятельным японским ростовщиком в Кансай. Хансо мог со всей уверенностью сказать: когда японцы не хотели решать проблему, никто и ничто не мог заставить их это сделать. В этом смысле они были так же упрямы, как корейцы.
— Вы знаете, как трудно получить деньги от японцев? Если они не хотят платить вам, они никогда не заплатят.