Сонджа нахмурилась.
— Ты заставил меня приехать сюда, и теперь пытаешься заставить меня остаться в Японии. Ты говоришь, что так лучше для мальчиков…
— Я привел их на ферму. И я не ошибся.
— Я тебе не доверяю.
— Ты пытаешься причинить мне боль, Сонджа. Это не имеет никакого смысла. — Он покачал головой. — Твой муж хотел, чтобы мальчики ходили в школу. Я хочу того же, Сонджа. Ты и я… мы хорошие друзья, — спокойно сказал он. — Мы всегда будем друзьями. И у нас всегда будет Ноа. — Он подождал, не скажет ли она что-нибудь, но ее лицо оставалось непроницаемым. — И твой зять знает. О Ноа. Это не я сказал ему, он сам понял.
Сонджа закрыла рот руками.
— Тебе не нужно волноваться. Все будет отлично. Если вы хотите вернуться назад в Осаку, Ким все устроит. Отказ от моей помощи эгоистичен. Ты должна дать своим сыновьям шанс. И для этого я тебе нужен.
Прежде чем она успела ответить, в сарай вошел Ким.
— Босс, — сказал он. — Рад видеть вас. Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить?
Хансо отказался, и Сонджа поняла, что ничего ему не предложила.
— Итак, ты готов вернуться в Осаку? — спросил Хансо, глядя на Кима.
— Да, — улыбнулся тот.
— Мальчики, — сказал Хансо громко, — как вам книги?
Ким жестом позвал их, и мальчики побежали к нему.
— Ноа, ты хочешь вернуться в школу? — спросил Хансо.
— Да, господин. Но…
— Если ты хочешь в школу, вам нужно вернуться в Осаку.
— А как же ферма? И Корея? — спросил Ноа.
— Некоторое время вы не сможете вернуться в Корею, но пока ваша голова не должна пустовать, — улыбнулся Хансо. — Что ты думаешь об экзаменационных книгах, которые я вам привез? Они сложны?
— Да, господин, но я хочу их изучить. Мне нужен словарь.
— Я достану его для тебя, — гордо сказал Хансо. — Учитесь, и я отправлю вас в школу. Важно, чтобы старые корейцы поддерживали молодых. Иначе как мы построим великую нацию?
Ноа просиял, и Сонджа ничего не могла возразить.
— Но я хочу остаться на ферме, — прервал его Мосасу. — Это несправедливо. Я не хочу возвращаться в школу. Я ненавижу школу.
Хансо и Ким рассмеялись.
Ноа потянул Мосасу к себе и поклонился. Они направились в другую часть сарая. Когда они были достаточно далеко от взрослых, Мосасу сказал Ноа:
— Тамагучи-сан говорит, что мы можем остаться здесь навсегда. Он сказал, что мы можем стать его сыновьями.
— Мосасу, мы не можем жить в этом амбаре.
— Мне нравятся куры. Они не клюют меня, даже когда я забираю яйца. В сарае приятно спать.
— Заговоришь по-другому, когда станешь старше, — сказал Ноа, взвешивая на руках толстые тома экзаменационных книг. — Аппа хотел, чтобы мы пошли в университет и стали образованными людьми.
— Я ненавижу книги, — сказал Мосасу, нахмурившись.
— А я люблю их. Я могу читать книги весь день и больше ничего не делать. Аппа тоже любил читать.
Мосасу пихнул Ноа в бок, и тот рассмеялся.
— Брат, каким был аппа? — Мосасу сел и серьезно посмотрел на Ноа.
— Высоким. И с такой же светлой кожей, как у тебя. Он носил очки, как я. Он очень хорошо учился и читал книги. Ему нравилось учиться. Он был счастлив, когда читал, он сам мне так сказал. — Ноа мечтательно улыбнулся.
— Как и ты, — сказал Мосасу. — Но не как я. Ну, мне нравится манга.
— Это не настоящее чтение.
Мосасу пожал плечами.
— Аппа дразнил дядю Ёсопа и мог заставить его рассмеяться. Аппа научил меня писать и помнить наизусть таблицу умножения. Я первым в классе ее выучил.
— Он был богат?
— Нет. Пасторы не бывают богатыми.
— Я хочу быть богатым, — заявил Мосасу. — Я хочу иметь большой грузовик и водителя.
— Я думал, ты хочешь жить в сарае, — сказал Ноа, улыбаясь, — и собирать куриные яйца каждое утро.
— Я бы предпочел иметь грузовик, как у господина Хансо.
— Я предпочел бы стать образованным человеком, как аппа.
— Я хочу заработать много денег, чтобы мама и тетя Кёнхи больше не должны были работать.
9
Осака, 1949
После того как семья вернулась в Осаку, Хансо поручил Киму работу по сбору денег с владельцев магазинов на рынке Цурухаси. В обмен на эти сборы компания Хансо предоставляла им защиту и поддержку. Естественно, никто не хотел отдавать даже эти незначительные суммы, однако выбора не было. В редких случаях, когда кто-то отчаянно жаловался на бедность или отказывался платить, Хансо отправлял в лавку других людей, а не вежливого Кима.
Все, кто работал на Хансо, как японцы, так и корейцы, понимали, что являются частью большой системы, и прилагали особые усилия, чтобы не привлекать к себе внимания. За исключением сильной близорукости, Ким был безупречен: приятные манеры, скромность, добросовестность и исполнительность. Он служил чистой оберткой для грязного дела.