10
Осака, январь 1953 года
Сонджа встала среди ночи, чтобы сделать конфеты на продажу. Когда Чанджин заметила, что ее дочери нет в постели, она тоже пошла на кухню.
— Ты совсем не спишь, — сказала Чанджин. — Ты заболеешь, если не будешь спать.
— Мама, я в порядке. Вернись в постель.
— Я старая. Мне не нужно столько спать, — сказала Чанджин, надевая фартук.
Сонджа пыталась заработать дополнительные деньги для оплаты учебы Ноа. С первой попытки он не выдержал экзамены в университет Васеда, ему не хватило нескольких баллов, но он верил, что сможет добиться успеха в следующий раз, если позанимается математикой с учителем. Плата за частные уроки была непомерной. Женщины пытались заработать больше, а Ноа пришлось отказаться от работы счетовода, чтобы учиться полный день, но справляться с расходами на дом и медицинские счета Ёсопа стало совсем сложно. Каждую неделю Ким платил им за свою комнату и еду. Он попытался внести свой вклад в оплату учебы Ноа, но Ёсоп запретил женщинам принимать от него деньги свыше установленной суммы. И Ёсоп не хотел, чтобы Сонджа брала хоть какие-то деньги от Хансо на обучение Ноа.
— Ты спала всю прошлую ночь? — спросила Чанджин.
Сонджа кивнула, положив чистую ткань поверх больших кусочков черного сахара, чтобы приглушить звук ударов пестика в ступке. Чанджин выглядела измученной. Через три года ей должно было исполниться шестьдесят. В юности она думала, что может работать больше, чем кто-либо, но теперь все изменилось. В последнее время Чанджин чувствовала постоянную усталость и раздражение. Старение должно делать человека более терпеливым, но она только чаще сердилась. Иногда, если клиент жаловался на небольшой размер порций, она с трудом удерживалась от резкого ответа. В последнее время ее сильно огорчало постоянное молчание дочери. Чанджин хотела просто взять и встряхнуть ее.
Кухня была самой теплой комнатой в доме, а электрические лампы давали устойчивый свет. Две голые лампочки, висевшие на простых электрических шнурах, отбрасывали резкие тени на бумажные стены, напоминая две тыквы на стеблях.
— Я все еще думаю о наших девочках, — сказала Чанджин.
— Тукхи и Пукхи? Они нашли работу в Китае?
— Я не должна была отпускать их с этой гладко говорящей женщиной из Сеула. Но девочки были в восторге от поездки в Маньчжурию и возможности зарабатывать деньги. Они обещали вернуться, когда соберут достаточно, чтобы купить пансион. Они были хорошими девочками.
Сонджа кивнула, вспоминая их. Оккупация и война изменили все. Люди, прежде искренние и добродушные, стали осторожными и жесткими. Невинность осталась уделом лишь самых маленьких детей.
— На рынке я слышала, что девочки, которые согласились поехать на работу на фабрики, оказались где-то в другом месте, и им приходилось делать ужасные вещи с японскими солдатами. — Чанджин сделала паузу. — Как ты думаешь, это может быть правдой?
Сонджа слышала те же истории, и Хансо предупреждал ее насчет корейских рекрутеров, работавших на японскую армию, ложно обещая хорошие места, но она не хотела, чтобы ее мать беспокоилась еще больше. Сонджа растирала сахар в тонкую пудру.
— А что, если девочек забрали именно для этого? — спросила Чанджин.
— Мама, мы не знаем, — прошептала Сонджа.
Она развела огонь в печи и наполнила кастрюлю сахаром и водой.
— Вот это и случилось. Я просто чувствую, — вздохнула Чанджин. — Твой отец… как бы он расстроился, что мы потеряли пансион. И теперь война в Корее. Мы еще не можем вернуться, иначе Ноа и Мосасу заберут в армию. Да?
Сонджа кивнула. Она не позволит сыновьям стать солдатами. Чанджин вздрогнула. Прохладный ветерок, просачивающийся сквозь кухонное окно, беспокоил ее сухую коричневую кожу, и она заткнула щель на подоконнике полотенцем. Чанджин плотнее запахнула потрепанный хлопковый жилет, надетый прямо на ночную рубашку. Она взялась растирать сахар для следующей партии, пока Сонджа следила за пузырящимся на огне сиропом. Сонджа помешивала смесь, а сахар медленно карамелизовался. Пусан казался таким далеким; Йонгдо, их маленький скалистый остров, остался свежим и солнечным воспоминанием, хотя она не была там добрые двадцать лет. Когда Исэк пытался объяснить ей, что такое рай, она представляла себе родной городок и его ясную мерцающую красоту. Даже луна и звезды в Корее в ее воображении выглядели иначе, чем холодные ночные светила Японии. И сколько бы ни говорили о том, какие скверные вещи творились дома, Сонджа не могла соотнести это с миром, где отец так хорошо заботился о ней, где было зеленое стеклянное море, плодоносящий сад с арбузами, салатом и тыквами и рынок, на котором никогда не заканчивалось что-нибудь вкусное.