Кёнхи кивнула.
— Сестра, я надеялся, что у меня будет возможность поговорить с тобой.
— Вернемся домой. Мне пора готовить ужин. Он будет голоден, когда проснется.
— Подожди. Можешь немного посидеть со мной? Могу угостить соком.
— Нет-нет, я не хочу пить. — Она улыбнулась ему и села, сложив руки на коленях; на ней было зимнее воскресное пальто поверх темно-синего шерстяного платья и красивые ботинки на шнуровке.
Чанго рассказал ей, о чем говорил ее муж, почти слово в слово. Он нервничал, но знал, что должен это сделать.
— Ты можешь поехать со мной. Первый корабль выходит на следующей неделе, но мы можем поехать позже. Корея нуждается в большом количестве людей, у которых есть энергия для восстановления нации. Мы получим собственную благоустроенную квартиру, и мы будем жить в собственной стране. Белый рис три раза в день. Посетим могилы ваших родителей, проведем правильный поминальный обряд. Мы можем вернуться домой. И ты сможешь быть моей женой.
Ошеломленная Кёнхи не знала, что сказать. Она не могла себе представить, что Ёсоп предложил такое, но у Чанго не было причин лгать ей. После встречи в церкви она попросила священника помолиться за Чанго, успех его путешествия и благополучие в Пхеньяне. Чанго не верил в Бога, но Кёнхи захотела помолиться за него, потому что не знала, чем еще может помочь ему.
Он сказал, что уезжает, всего неделю назад, и, наверное, он был прав. Чанго еще молод и верит в построение великой страны. Она восхищалась им, его работой и друзьями, Пхеньян не был даже его родным городом — Чанго родился в Кюнгсангдо.
— Возможно ли это? — спросил он.
— Но ты ведь хочешь уехать? Я думала, ты женишься там, дома.
Кёнхи огляделась. Лавочник сидел спиной к ним и слушал радио. По улице ехали машины и велосипеды, но не так много, как в будние дни. Красно-белый навес медленно покачивался от легкого зимнего бриза.
— Если бы ты сказала, что это возможно…
— Не говори так, — сказала она тихо; она не хотела причинять ему боль. — Чанго, у тебя есть будущее. Ты должен найти молодую женщину, завести детей. Ты станешь замечательным мужем и отцом. Я не могу просить тебя ждать.
— Просто ты не хочешь, чтобы я подождал.
Кёнхи закусила губу. Она внезапно почувствовала холод и надела синие шерстяные рукавицы.
— Я должна приготовить ужин.
— Я уезжаю завтра. Твой муж сказал, что я должен подождать. Разве ты этого не хочешь? Чтобы он дал нам разрешение? Разве это не хорошо в глазах вашего Бога?
— Ёсопу не нужно менять законы Бога. Мой муж жив, и я не хочу ускорять его смерть. Чанго, ты мой самый дорогой друг. Я буду очень сильно скучать по тебе, но знаю, что мы не должны быть мужем и женой. И даже говорить об этом, пока он жив, неправильно. Я умоляю понять меня.
— Нет. Я не понимаю. Никогда не пойму. Как может Бог допускать такие страдания?
— Это не просто страдание. Я молюсь, чтобы ты простил меня…
Чанго осторожно поставил бутылку сока на скамейку и встал.
— Я не такой, как ты, — сказал он. — Я просто мужчина. Я не хочу быть святым. Я не самый лучший патриот. — Он развернулся и пошел в сторону от дома и не вернулся до позднего вечера.
Рано утром, когда Кёнхи отправилась на кухню, чтобы принести воду Ёсопу, она увидела, что дверь комнаты Чанго открыта. Постельные принадлежности лежали аккуратно свернутыми в углу. У Чанго никогда не было много вещей, но теперь комната выглядела совсем пустой без стопок его книг, без футляра для запасных очков. Семья хотела проводить его до станции Осака, но он уехал более ранним поездом.
Кёнхи плакала у его двери, и Сонджа легко коснулась ее руки. Она была в рабочем фартуке поверх ночной рубашки.
— Он ушел посреди ночи. Сказал мне передать всем добрые пожелания. Я увидела его только потому, что встала, чтобы приготовить конфеты.
— Почему он не подождал? Почему не захотел, чтобы мы пошли с ним на вокзал?
— Он сказал, что не хочет суеты. Я предложила ему позавтракать, но он отказался.
— Он хотел жениться на мне. После смерти Ёсопа. Ёсоп предлагал ему это и уверял, что все в порядке.
Сонджа ахнула.
— Но это неправильно! Он должен найти себе молодую женщину. Он должен завести детей. Я не могу удерживать его. У меня даже кровотечений больше нет.
— Может быть, ты для него важнее детей?
— Нет. Я не могу разочаровать двух мужчин, — сказала она.
Сонджа взяла невестку за руку.
— Ты отказала ему?
Лицо Кёнхи было мокрым от слез, и Сонджа вытерла его уголком фартука.