- Делаю что? - спрашивает он её. Джош сидит напротив Лилли, также скрестив ноги, вытирая шею влажной банданой. Перед ним на земле лежит коробочка сигарет - последняя из его истощающихся запасов. Он все ещё колеблется, стоит ли выкурить её, мучаясь суеверием, что это окончательно решит его судьбу. Лилли поднимает на него взгляд.
- Когда ходячие атаковали... как тебе удаётся иметь с ними дело не будучи... чертовски напуганным?
Джош фыркает.
- Если ты это когда-нибудь выяснишь, можешь научить и меня.
Она мгновение пристально смотрит на него.
- Да ладно.
- Что?
- Хочешь сказать мне, что ты был чертовски напуган когда они атаковали?
- Чертовски верно.
- Ну, пожалуйста. - Она недоверчиво наклоняет голову. - Ты?
- Позволь мне сказать тебе кое-что, Лилли. - Джош поднимает пачку с сигаретами, вытряхивает одну и зажигает с помощью зажигалки Зиппо. Он выпускает клубок дыма. - Только глупцы и сумасшедшие ничего не боятся в наше время. Когда ты не напуган, ты теряешь бдительность.
Она смотрит на линию палаток, стоящих в ряд вдоль изгороди и испускает огорчённый вздох. Её узкое лицо вытягивается, приобретая пепельный цвет. Она выглядит так, будто пытается ясно сформулировать мысли, которые упрямо не складываются в слова. Наконец она говорит:
- Как-то мне пришлось пройти через это. Я не… горжусь этим. Думаю, из-за этого многие вещи для меня пошли наперекосяк.
Джош смотрит на неё.
- Что это было?
- Фактор страха.
- Лилли…
- Нет. Послушай. Мне нужно сказать это. - Она избегает его взгляда, её глаза горят стыдом. - До того как... произошла вспышка эпидемии... это было своего рода... неудобство. Я упустила несколько вещей. Я облажалась, потому что я труслива... но сейчас ставки... Я не знаю. Из-за меня кто-то может погибнуть. - В конце концов, ей удаётся заглянуть в большие глаза мужчины. - Я могу разрушить жизнь того, кто мне дорог.
Джош знает, о чём она говорит, и это ложится грузом на его сердце. С того момента, как он положил глаз на Лилли, он испытал те чувства, которые не ощущал с тех пор, когда был подростком в Гринвилле - то восторженное увлечение при виде изгиба девичьей шеи, запаха её волос, россыпи веснушек на её переносице. Да, в самом деле, Джош Ли Гамильтон сражён наповал. Но он не собирается испортить эти отношения, как он испортил множество отношений до Лилли, до "эпидемии", до того как мир стал таким чертовски мрачным.
Ранее в Гринвилле, Джош пылко влюблялся в девушек с постыдной частотой, но он всегда чувствовал себя гадко, ухаживая за ними. Он превращался в большого толстого щенка, лижущего их пятки. Но не в этот раз. На этот раз Джош собирается поступать умно... умно, осторожно и не спеша. Он, может быть, деревенщина и большой старый неразговорчивый осёл из Южной Каролины, но он не тупой. Он готов учится на своих прошлых ошибках.
Будучи настоящей одиночкой, Джош вырос в 70-тых, когда Южная Каролина всё ещё цеплялась за призрачные дни Джима Кроу, предпринимая бесполезные попытки объединить свои школы и вступить в XX век. Переезжая из одного полуразвалившегося дома в другой вместе с одинокой матерью и четырьмя сестрами, Джош умело применял богом данные рост и силу на футбольном поле, играя за сборную Университета Мэллард Крик, и тем самым обеспечивая себе стипендию. Но для продвижения по университетской и социальной лестнице ему не хватало одного - примитивной напористости.
У Джоша Ли Гамильтона всегда была мягкая душа… чересчур мягкая. Даже мальчишки намного слабее поддразнивали его. Он подчинялся всем взрослым со словами "да, мэм" и "да, сэр" и просто не мог никому противостоять. Именно поэтому его футбольная карьера в конечном счёте угасла в середине 80-ых. Это случилось примерно тогда, когда его мама, Рэйлен, заболела. Врачи говорили это было вызвано "красной волчанкой", и это не конец, но для Рэйлен это было смертным приговором - жизнь в постоянной боли, поражённой кожей и скорым параличом. Джош взял на себя заботу о маме, в то время как его сёстры неудачно вышли замуж и устроились на бесперспективную работу за пределами штата. Джош готовил, убирался и хорошо заботился о маме, и в течении нескольких лет он настолько поднаторел в кулинарии, что даже нашёл работу в ресторане.
У него был природный талант к кулинарии, особенно к приготовлению мяса. Он продвигался по служебной лестнице в стейк-хаусах по всей Южной Каролине и Джорджии. К 2000-му он стал одним из востребованных шеф-поваров на Юго-Востоке, руководившим большой командой помощников повара, обслуживающим престижные светские мероприятия и чьи фотографии размещались в Atlanta Homes и Lifestyles. И все это время ему удавалось управлять своей кухней с сердечностью и вниманием, что было редкостью в мире ресторанного бизнеса.
Сейчас, среди этого каждодневного кошмара, охваченный своей безответной любовью, Джош стремился приготовить что-нибудь особенное для Лилли.
До сегодняшнего дня, все они питались консервированным горохом, консервированным мясом марки Spam, овсянкой и порошковым молоком, но ничего из этой еды не подходило для романтического ужина или объяснения в любви. Всё мясо и свежие продукты покрылись личинками многие недели назад. Но Джош возлагал надежды на кролика, или на кабана, который, вероятно, ревел в соседнем лесу. Он мог бы сделать рагу, или потушить мясо с диким луком и розмарином, добавив немного Pinot Noir, которое Боб Стуки раздобыл в заброшенном винном магазине. Джош бы подал мясо с приправленной зеленью кукурузной кашей, добавив дополнительных штрихов. Кто-то из дам в палаточном городке наделал свечей из жира, обнаруженного в птичьей кормушке. А было бы здорово. Свечи, вино, может быть, вареные груши из сада на десерт - этого Джошу было бы достаточно. Сады по-прежнему были захламлены перезрелыми фруктами. Можно было бы приготовить яблочный чатни к свинине. Да. Точно. Тогда Джош приготовил бы ужин для Лилли, и рассказал ей о своих чувствах: о том, как он хочет быть с ней, защищать и поддерживать её.
- Я знаю, к чему это может тебя привести, Лилли, - наконец говорит ей Джош, сбрасывая пепел от сигары на камень, - И я хочу, чтобы ты знала две вещи. Прежде всего, нет ничего постыдного в том, что ты сделала.
Она опускает взгляд.
- Имеешь в виду то, как я убежала, словно побитая собака, когда на тебя напали?
- Послушай меня. Будь я на твоём месте, чёрт возьми, я поступил бы также.
- Полная херня, Джош, я даже не...
- Дай договорить. - Он загасил сигару. - Во-вторых, я хотел, чтобы ты убежала. Ты не слышала меня. Я кричал, чтобы ты выбиралась оттуда. Бессмысленно было оставаться там - лишь один молоток был в пределах досягаемости и мы не могли вдвоём драться с его помощью. Понимаешь, о чём я говорю? Тебе не стоит стыдиться того, как ты поступила.
Лили глубоко вздыхает. Она всё ещё смотрит вниз. По переносице стекает слеза.
- Джош, я ценю, что ты пытаешься...
- Мы команда, верно? - Он склоняется и смотрит в её прекрасное лицо. - Правда?
Она кивает.
- Неразлучная парочка, так?
Снова кивает, - Верно.
- Слаженный механизм.
- Ага. - Она утирает лицо тыльной стороной ладони. - Да, хорошо.
- Пусть всё так и остаётся, - он бросает ей свою влажную бандану. - Идёт?
Она смотрит на бандану на своём колене, подбирает её, глядит на него и выдавливает улыбку.
- Господи Исусе, Джош, это полный отстой.
* * *
Три дня проходят в палаточном городке без признаков атак. Лишь несколько незначительных инцидентов нарушают спокойствие. Однажды утром, группа детей наткнулась на трясущееся тело в водоотводе вдоль дороги. Его серое, кишащее червями лицо было повернуто к верхушкам деревьев в бесконечной агонии стона. Существо выглядело так, словно столкнулось с комбайном - на месте его рук и ног остались лишь неровные обрубки. И никто не смог вычислить каким образом этот зомби без конечностей оказался там. Чед убил чудовище одним ударом опора, поразив его в гниющую переносицу. В другой раз, возле общего туалета, пожилой мужчина решивший испражниться посреди дня, обнаружил, едва при этом не получив сердечный приступ, что он гадит на зомби. Каким-то образом бродяга самостоятельно замуровался в котловане с нечистотами. Существо с легкостью было уничтожено молодым мужчиной с помощью ручного бура.