Когда она приостановилась, чтобы перевести дух, из наших рядов раздался деловитый вопрос:
– А где все это?
Я узнал голос Володина. Кто-то прыснул, смех пробежал по рядам и умолк. Таня Воробьева слегка пожала плечами:
– Где? На станции. Там дежурный остался. Где… Как будто в этом дело!..
Но для нас дело было и в этом. Мы еще не умели мыслить отвлеченно. Привезены мячи, тиски, баскетбольные корзинки? Мало услышать об этом – надо поскорее поглядеть на них, потрогать и пустить в дело!
– Большое вам спасибо, товарищи пионеры, – сказал я. – Большое, сердечное спасибо и за ваши подарки и за то, что вы приехали к нам в гости. А теперь давайте знакомиться… Товарищ дежурный командир, командуй «вольно».
– Вольно! – надсадно крикнул Суржик.
Ряды дрогнули, но не распались. Гости тоже не двинулись с места. Мои и приезжие стояли и разглядывали друг друга.
– А не пообедать ли вам? – сказал я.
Это был, прямо сказать, мудрый ход. Гости переглянулись.
– Обедать! Обедать! – воскликнул Жуков. – Там еще много всего, и еще картошки варить положили, мы уже положили, сразу! Идемте! – радушно говорил он, протягивая руку и поворачиваясь то к одному, то к другому.
Его некрасивое, но такое подвижное и умное лицо все светилось оживлением и ожиданием чего-то хорошего, что сейчас непременно произойдет. Можно было подумать, будто он всегда только тем и занимался, что принимал гостей.
Ленинградцы уже не парами, а тесной кучкой, окруженные моими ребятами, двинулись с ними к столовой. Сероглазая Таня строго задавала Сане какие-то вопросы, а он отвечал ей очень вежливо и в то же время чуть снисходительно.
– А на станцию, на станцию-то? – теребили меня со всех сторон.
– Суржик, распорядись.
– Самому мне?
– Зачем самому? На кого же ты дом оставишь? Ты главный дежурный сегодня. Пошли кого-нибудь. Да вот хотя бы… Репина хотя бы. Он, кажется, свободен?
Суржик приоткрыл рот, втянул голову в плечи, оглянулся кругом, откашлялся… Он старался хоть немного, хоть на минуту оттянуть время. Но делать было нечего. И вот я и стоявшие вокруг ребята имели удовольствие слышать, как Виктор Суржик, слегка заикаясь, отдает приказание Андрею Репину:
– Слушай, Репин… это самое… Возьми троих, какие тебе снадобятся… и на станцию… за этим… самым… чего привезли.
Репин выслушал молча, опустив глаза и слегка раздув ноздри. Плотнее сжал губы. Наверно, ему хотелось осадить Суржика, а может быть, и засмеяться. Но и ему ничего другого не оставалось делать: дослушав это нескладное приказание, он молча повернулся и пошел – исполнять.
Гости разместились за тремя столиками в нашей столовой – вместе с вожатым их было как раз двенадцать. Дежурные носились как угорелые от кухонного окошка к столам и обратно: то им казалось, что не хватает хлеба, то – за добавкой супа, то вдруг понадобилось в солонку, и без того полную, подсыпать соли.
– У вас баскетбола нет? Значит, хорошо что баскетбольные корзинки? – спрашивал маленький круглолицый пионер с ярко-розовыми, забавно оттопыренными ушами.
– Мяч есть. А корзинка никуда: обруч ломаный. Да мы в мастерской… – храбро стал объяснять Подсолнушкин и вдруг на полуслове запнулся.
– А библиотека есть? – спросил вожатый
– За книги большое спасибо, с книгами у нас плохо, – пришла на выручку Екатерина Ивановна.
– Еще привезем. Знаете, как сбор подарков идет? Все несут и несут просто наперебой, – сообщил еще один гость, самый маленький и, если не считать Тани Воробьевой, самый серьезный – он-то и был барабанщик.
– Ешьте, ешьте больше, – заботливо угощал Саня.
Он один вел себя совсем просто и непринужденно, в то время как остальные суетились вокруг приезжих, а Петька даже выбегал каждую минуту во двор и вновь мчался в столовую, не находя, что бы еще такое сделать.
Тем временем во дворе спешно наводился какой-то совсем уже сверхъестественный порядок. У нас и без того было чисто. Но сейчас Петька подобрал на бегу клочок бумажки и прошипел: «Сорят тут еще!..» Павлушка Стеклов подметал волейбольную площадку с таким видом, словно это был паркет бальной залы. Леня торопливо загонял куда-то своих кур. Он-то, конечно, был уверен, что Пеструха с цыплятами может служить украшением любого двора, но на него напустились со всех сторон. Оставалось только покориться.
Алексей Саввич с крыльца наблюдал за ребятами.
– Хозяевами себя чувствуют, – сказал он, встретясь со мной взглядом.
Больше всего я боялся, что они так и будут ходить кучками и глазеть на гостей, словно никогда не задирали вот таких же точно ребят на ленинградских улицах.
Но лед сломал барабанщик. Он вышел из столовой первым, маленький, не выше Лени Петрова, важный и серьезный, остановился на крыльце и чуть не наткнулся на Петьку. Восторженными и страдающими глазами Петька уставился ему в руки – на новенький краснобокий, сияющий медными винтами барабан. Потом глаза их встретились.
– Умеешь? – спросил барабанщик.
Петька помотал головой.
– Сейчас покажу. Бери палки…
Когда в дверях столовой показались вожатый, Таня и остальные, барабанщика и Петьку уже окружало плотное кольцо моих ребят. Никто из них не умел барабанить, но все наперебой поучали и советовали:
– Дробней, дробней надо! Левая у тебя отстает. Что ты все правой!
– Да ну вас! – досадливо отмахивался Петька.
У ленинградского мальчишки так здорово, так отчетливо получалось:
У Петьки так не выходило. А он очень не любил, когда что-нибудь не выходило! Да и кто это любит?
А потом на дорожке показались Репин, Володин, Колышкин и еще один ленинградец – они везли тачку, нагруженную ящиками. Когда они подошли поближе, я сказал:
– Все ящики надо на склад, там откроем и запишем. Книги – в клуб. Распорядись-ка, Репин.
И Репин стал распоряжаться:
– Стеклов, возьми вон тот ящик – унесешь один, он легкий… Володин, позови Жукова… Жуков, здесь книги, отнеси с кем-нибудь в клуб.
Он говорил холодно, негромко и словно пробовал каждого на зуб – не заспорит ли Стеклов? Не откажется ли Жуков? Но и тот и другой без слов повиновались. В мою сторону Андрей не смотрел, будто меня здесь и не было.
– А почему вы все без галстуков? – спросила вдруг Таня. – Или вы неорганизованные?
Стало очень тихо. Потом Жуков спросил настороженно:
– Почему неорганизованные? Чем мы плохо организованные?
– Ну, то есть, не пионеры. Не пионеры – это и есть неорганизованные. Так всегда говорят, и ничего особенного, – объяснила она, почувствовав себя неловко под недовольными взглядами ребят.
– Мы организованные, – сухо сказал Сергей.
– Но пионеров у вас нет? – Таня брала реванш. – А «Ленинские искры» вы выписываете? А интернациональные пятачки собираете? Гриша! – Тряхнув головой, сердитая девочка повернулась к вожатому: – Ты слышишь? Они даже не собирают интернациональных пятачков… А общество «Друг детей» у вас есть? Ну, знаете…
– Погоди, Таня, – спокойно остановил ее вожатый, и его смеющиеся глаза впервые стали по-взрослому внимательными и серьезными. – Ребята, – мягко добавил он, обращаясь к тем, что поближе, – вы говорили, у вас есть клуб? Покажите-ка…
– Клуб… он еще не так чтоб оборудованный, но все-таки… – отозвался Сергей не без смущения.
– Айда! – с готовностью вмешался Петька. – Идем, сейчас мы вам покажем. Клуб у нас большой!
Он пошел вперед, и его походка, приподнятые плечи, даже стриженый затылок, кажется, выдавали тревогу: только бы не ударить лицом в грязь!
– Вот, очень интересно! – сказал Петька, широким жестом указывая на разинувшего рот фанерного буржуя. – Можете попробовать. А вот столики – на прошлой неделе в мастерской сделали. Это под шашки-шахматы, только у нас пока одни шашки, Стеклов выточил с Алексей Саввичем…