Бар уже открылся. Первый клиент меня, конечно же, запомнил, и я его тоже; а впрочем, какая разница? Я не собирался жить в бегах.
Я заказал два больших кофе. Официантка ничуть не изумилась при виде великана. Она хотела поболтать. Убийство Кеннеди казалось подходящей темой.
– Вот смотрю на город, залитый утренним солнцем, и думаю: что может здесь произойти?
Маунт-Шаста вырисовывалась на фоне ясного желтоватого неба. Чертовски красиво.
– Останетесь у нас на какое-то время?
– Нет, еду в Лос-Анджелес, к отцу. Кстати, мне надо ему позвонить. У вас есть телефон?
Она указала мне на кабинку в глубине зала, между туалетом и автоматом с сигаретами. По ходу дела я купил пачку «Лаки»[19] без фильтра. Отец уже ушел, я нарвался на его жену.
– Могу попросить его тебе перезвонить.
– Нет, не надо.
– Ты не на ферме у бабушки с дедушкой?
– Нет.
– Что происходит, Эл? Есть повод волноваться?
– Лично у вас – нет.
– Так что мы будем делать?
– Я перезвоню через полчаса.
Я повесил трубку и вернулся к стойке, чтобы допить кофе, успевший остыть, хотя подали мне его обжигающим. Две вещи в этом мире выводят меня из себя: кипяток и чуть теплый кофе.
– Ваш чертов кофе совсем холодный!
По взгляду официантки я понял, что она не ждала от меня подобной реакции. Она испугалась. Я подумал: «Несчастная идиотка! Если ты считаешь, что я удовлетворился бы, содрав с тебя одежду и отымев за барной стойкой, ты крупно ошибаешься!»
Видимо, мои мысли отпечатались на лице: девушка побледнела. Я улыбнулся. Она пришла в себя.
– Вы не знаете, где тут можно продать машину и купить мотоцикл?
Она порекомендовала парня на выезде из города и обрадовалась, что я не задержусь. Полчаса я томился ожиданием. Начинал сожалеть о том, что позвонил отцу. Отступать было некуда: жена всё равно рассказала бы ему, и, если бы я не перезвонил, он поднял бы на уши всех бабушкиных и дедушкиных соседей, а это мне не на руку.
Я выпил кофе, спешно приготовленный мне официанткой, – не холодный и не горячий – и направился к телефону.
– Пап, у меня две новости: хорошая и плохая. Хорошая новость: я убил бабушку. Плохая: дедушку я тоже убил. Но пойми: дедушку я убил, чтобы избавить от страданий. Иначе он увидел бы мертвую бабушку.
На минуту воцарилось молчание, затем отец взял себя в руки:
– Господи, Эл, что ты наделал! Не может быть, не может быть…
Он повторял это, не в силах остановиться, и наконец замолчал. Я слушал в трубке его дыхание, затем он продолжил:
– Ты совсем спятил, Эл! Черт возьми! Только подумай: что ты сотворил с нашими жизнями! – Заикаясь, он прибавил: – Скажи, что это неправда! Скажи, что ты не делал этого! Почему, почему, черт возьми, ты это сделал? Почему, Эл?
– Почему? Я тебе объясню, пап. Потому что было необходимо это сделать. Иначе это пришлось бы сделать тебе. Я сделал это вместо тебя. Мне жаль старика: его я не собирался убивать, но надо было завершить грязную работу.
Отец немного остыл: все-таки он в спецвойсках сражался.
– Куда ты дел тела?
– Оставил на месте.
– А где ты сам?
– В пути.
– Где?
– В пути.
– Ты кому-нибудь рассказывал о случившемся?
На секунду я представил, что отец мог бы мне помочь. Мы замели бы следы; сказали бы, что старики купили за наличку автофургон для кемпинга и отправились в путешествие, решили прочесать Аляску вдоль и поперек; мы бросили бы тела в лесу, а потом их нашли бы на три четверти растерзанными медведями: «Ах, какое горе!»
– Надеюсь, ты позвонил в полицию?
– Из-за убийства Кеннеди они не слишком обратили на меня внимание.
– Лучше бы ты пристрелил этого козла-президента, чем моих родителей! Эл, господи, как ты мог! Ты расправился с моими родителями! Ты ведь и мою жизнь послал к чертям!
– У меня есть сестры. – Я хотел его утешить.
– Твои сестры похожи на твою мать. Но проблема не в этом. Ты собираешься сдаться?
– Да, но не сейчас. Я хочу подышать воздухом, побыть на свободе, которой меня скоро лишат. Если бы ты не спешил меня сдавать…
– Но я должен предупредить полицию, Эл. Они бросятся на поиски. Ты ведь не станешь сопротивляться?
– О нет, пап, ты хорошо меня знаешь. Я же не буйный! Я сдамся – и дело с концом. Просто я пока не готов. Скажи им, что это вопрос нескольких дней. Я впервые на свободе. Мне впервые вольно дышится, понимаешь? Если бы я не собирался сдаваться, я бы тебе никогда не позвонил. Но я хочу, чтобы бабушку с дедушкой похоронили. Я не осмелился. Не оставляй их так. Старик этого не заслужил. Мне гораздо лучше, когда я с тобой говорю. Ты себе не представляешь! Прямо гора с плеч: убийство и признание.