Теперь Гутвульф шел маленькими шажками, осторожно ощупывая почву. Наконец его нога встретила пустоту. Граф опустился на корточки и принялся шарить пальцами по полу прохода. Под ним был каменный выступ, простирающийся в обе стороны дальше, чем он мог дотянуться. За ним не было ничего, кроме пустоты и обжигающего ветра.
Он стоял, переступая с ноги на ногу и чувствуя, как жар проникает через подошвы его сапог, и прислушивался к непрекращающемуся реву. Теперь в нем можно было различить и другие звуки: беспорядочный лязг, как будто сталкивались два тяжелых куска металла, и… человеческие голоса.
Снова донесся звон металла о металл, и тогда наконец пришло воспоминание о его прежней жизни в замке. С таким лязгом открывались и закрывались заслонки кузнечных горнов. Люди подкидывали туда топливо – множество раз он видел это, когда посещал литейную в качестве Руки Короля. Вероятно, он стоял сейчас у одного из отверстий в стене литейной над гигантским горном – не удивительно, что его волосы были готовы вспыхнуть!
Но там был серый меч! Он знал это так же безошибочно, как вылезшая из норы мышь знает, что над ней кружит сова. Элиас был внизу, среди горнов, с мечом в ножнах.
Гутвульф попятился от края отверстия, лихорадочно пытаясь сообразить, как незамеченным спуститься в кузницу.
Наконец, когда жар, идущий от пола, стал почти невыносимым, графу пришлось отступить. С проклятием он сделал несколько шагов назад. Не было никакой возможности приблизиться к мечу. Он может целыми днями блуждать по тоннелям, но так и не найти пути в литейную, и уж конечно, к тому времени, как он все-таки разыщет этот путь, Элиаса там уже не будет. Но нельзя же так просто сдаться! Меч зовет его, и неважно, что стоит на пути.
Гутвульф побрел вниз по коридору, уходя от жары, хотя меч звал его вернуться и прыгнуть вниз, в огненное забвение.
– О немилостивый Бог, почему ты так поступаешь со мной? – закричал Гутвульф, и голос его растворился в грохоте кузницы. – Почему ты обрек меня на это проклятие?
Слезы, выступившие у него на глазах, испарились так же быстро, как и появились.
Инч низко склонился перед королем Элиасом. В мерцающем свете горна он напоминал огромную обезьяну из южных джунглей – жалкую пародию на человека, на которую нацепили одежду. Остальные литейщики при появлении короля бросились на пол; огромное помещение выглядело так, словно внезапная смерть при виде монарха одновременно поразила сотни людей.
– Мы работаем, ваше величество, работаем, – протянул Инч, – но это работа медленная.
– Работаете? – резко спросил Элиас. Начальник литейной обливался потом, но бледная кожа короля оставалась совершенно сухой. – Еще бы вы не работали. Но задание, которое я дал вам, до сих пор не выполнено, и если я немедленно не услышу объяснений, с тебя сдерут твою грязную шкуру и повесят ее сушиться над главным горном.
Огромный человек упал на колени.
– Мы работаем так быстро, как только можем!
– Этого недостаточно, – отстутствующий взгляд короля блуждал по темному потолку пещеры.
– Но это так трудно, ваше величество. Нам каждый раз дают только части плана. Иногда приходится все переделывать, когда приносят следующий чертеж. – Инч поднял голову. Его единственный глаз пристально следил за реакцией короля.
– Что значит «части плана»? – В тоннеле над огромным горном что-то двигалось. Король прищурился, но бледное пятно, мелькнувшее там, – лицо? – трудно было различить в клубах дыма и мерцании раскаленного воздуха.
– Ваше величество! – позвал кто-то. – Вот вы где!
Элиас повернулся к алой фигуре. Он удивленно приподнял бровь, но ничего не сказал.
Прейратс поспешно подошел к королю.
– Я был удивлен и встревожен, увидев, что вас нет, – его скрипучий голос казался более сладким и рассудительным, чем обычно. – Могу я чем-нибудь помочь?
– Я не нуждаюсь в твоей постоянной помощи, священник, – отрезал Элиас. – Есть вещи, которые я прекрасно могу сделать сам.