Над костром повисла тишина, нарушаемая только тихим потрескиванием пламени.
– А как насчет того, что он сказал, – неожиданно спросил Саймон. – Он прав?
Бинабик вопросительно посмотрел на него.
– Что ты подразумеваешь, Саймон. Слова про ситхи?
– Нет. «Бог дает человеку только то, чего он заслуживает, не больше и не меньше», вот что он сказал, – Саймон повернулся к Стренгьярду: – Это правда?
Архивариус заволновался, посмотрел в сторону, потом повернулся обратно и встретил прямой взгляд Саймона.
– Нет, Саймон, я не думаю. Но я и не знаю, чего на самом деле хочет Бог, я хочу сказать, его замыслов.
– Потому что мои друзья, Моргене и Хейстен, они конечно не получили? по заслугам – один сгорел, другого убила дубина великана. – Саймон не мог скрыть горечи.
Бинабик открыл было рот, как будто собирался что-то сказать, но, увидев, что Стренгьярд сделал то же самое, промолчал.
– Я верю, что у Бога свои планы, Саймон, – осторожно сказал священник. – И может быть, мы просто не в силах понять их… а может быть и сам Бог не знает точно, что из них может выйти.
– Но эйдонитские священники всегда говорили, что Бог знает все!
– Может быть он и забывает о чем-то, – мягко сказал Стренгьярд. – Если бы ты жил вечно и переживал каждую боль в сердце, как свою собственную – умирал с каждым солдатом, плакал с каждой вдовой и сиротой, разделял бы горе каждой матери, теряющей любимое дитя, – разве ты не жаждал бы забыть?
Саймон смотрел на колеблющееся пламя костра.
Как ситхи, думал он. Навечно пойманы своей болью. Жаждущие конца, как говорила Амерасу.
Бинабик срезал еще несколько щепок со своего куска дерева, который теперь стал напоминать остроухую длинномордую волчью голову.
– Извиняй мое спрашивание, Саймон-друг, но имеешь ли ты особую причину, чтобы говоренное Слудигом ударяло тебя с такой ощутительностью?
Саймон покачал головой:
– Я просто не знаю, как… как быть. Эти люди пришли, чтобы убить нас, – и я хочу, чтобы все они погибли, погибли мучительно, ужасно… Но, Бинабик, это же эркингарды. Я хорошо знал их в замке. Некоторые из них угощали меня сладостями, сажали на своих лошадей и говорили, что я напоминаю им их собственных сыновей. – Он нервно царапал прутиком раскисшую землю. – Почему же тогда? Как они могли явиться убивать нас, когда мы не сделали им ничего дурного? Их заставляет король, но тогда почему мы должны убивать их?
Бинабик слегка улыбнулся:
– Я имел наблюдение, что ты не питаешь волнение к судьбе наемников – нет, не надо объяснять, в этом нет нужности. Трудно питать жалость к тем, кто предпринимает розыски войны, чтобы иметь материальное награждение. – Он сунул почти готовую фигурку в карман куртки и начал собирать дорожный посох. – Вопросы, которые ты спрашиваешь, имеют огромную значительность, но они не имеют ответов. Я предполагаю, в этом все различение мужчины и мальчика, женщины и девочки. Ты сам должен находить индивидуалистическое разрешение вопросов, которые не имеют настоящих ответов. – Он повернулся к Стренгьярду: – Вы сохраняете книгу Моргенса где-то поблизости, или она местополагается в поселке?
Священник смотрел на огонь, размышляя о чем-то.
– Что? – спросил он. – Книга, вы говорите? О небесные пастбища, я повсюду ношу ее с собой. Я никак не могу допустить, чтобы она хоть на минуту осталась без присмотра. – Неожиданно он повернулся и смущенно посмотрел на Саймона: – Она, конечно, не моя – пожалуйста, не думай, что я позабыл о твоей доброте, Саймон, о том, что ты мне позволил читать ее. Ты представить себе не можешь, что для меня значит возможность спокойно и с расстановкой читать рукопись Моргенса!
При мысли о Моргенсе Саймон почувствовал почти приятный приступ сожаления. Как ему недоставало этого удивительного человека!
– Так ведь она и не моя, отец Стренгьярд. Он просто дал ее мне на сохранение, чтобы со временем люди вроде вас и Бинабика могли прочитать ее. – Он мрачно улыбнулся. – Я думаю, это главный урок, который я получил за эти дни: на самом деле мне ничего не принадлежит. Одно время я думал, что Торн будет моим мечом, но теперь я в этом сомневаюсь. Мне давали разные другие вещи, но ни одну из них я не использовал по принадлежности. Я рад, что хотя бы слова Моргенса используются по назначению.
– И это имеет огромную важность. – Бинабик улыбнулся в ответ, но тон его был очень серьезен. – Моргене производил думанье за всех нас в эти темные времена.
– Одну минутку. – Стренгъярд вскочил на ноги. Через несколько минут он вернулся вместе со своей сумкой, небрежно разбрасывая в разные стороны ее содержимое – Книгу Эйдона, шарф, бурдюк с водой, еще какие-то мелочи – в безумном стремлении поскорее добраться до аккуратно уложенной на самое дно рукописи Моргенса. – Вот она, – триумфально возвестил он, потом помолчал. – А зачем я ее искал?