- Откуда вы так много знаете?!
Тиамак остановился, как от увара.
- Простите меня, леди Мириамеяь, - тихо сказал он. - Вы не хотели выслушивать все это.
Мириамель засмеялась.
- Нет, это было замечательно. Но где вы всему этому научились?
- Я учился много лет.
- Вы наверное знаете больше всех на свете!
Тиамак отвернулся. Мириамель была очарована. Неужели он покраснел?
- Нет, я всего лишь студент. - Он поднял глаза, застенчиво, но с оттенком гордости. - Но я надеюсь, что когда-нибудь мое имя действительно будет известно. Обо мне будут помнить.
- Я уверена, что так все и будет. - Она все еще испытывала нечто вроде благоговения. Стройный маленький человечек с буйной копной черных волос, на котором сейчас, как и на любом другом вранне, не было ничего, кроме пояса и набедренной повязки, был таким же, если не более ученым, чем писцы-священники из Хейхолта. - Нет ничего удивительного в том, что Моргене и Диниван были вашими друзьями.
Его довольный вид внезапно улетучился, сменившись какой-то грустью.
- Спасибо, леди Мириамель. Теперь я оставлю вас, чтобы вы могли сделать то, что собирались, с этой маленькой рыбкой. Я достаточно долго надоедал вам.
Он повернулся и пошел назад, по болотной Прогалине, без видимых усилий находя надежные кочки, так что когда он присел на корягу на другой стороне, его босые ноги были сухими. Мириамель, по щиколотки увязшая в грязи, вынуждена была восхититься твердостью его поступи.
Но что я такого сказала, что так расстроило его? Она пожала плечами и понесла охапку болотных цветов к поджидающей ее рыбе.
После ужина, во время которого пряности Тиамака пользовались большим успехом, маленькая компания задержалась у костра. Воздух оставался таким же теплым, но солнце уже скрылось за деревьями, и по болоту скользили странные тени. Армия лягушек, которые начали скрипеть и квакать еще в самом начале вечера, состязалась с несметным войском чирикающих, свистящих и страшно кричащих птиц, так что сумерки оглашал шум праздничной ярмарки.
- Вранн большой? - спросила Мириамель.
- Почти такой же, как полуостров Наббан, - ответил Тиамак. - Но мы пересечем только часть его, потому что сейчас мы уже в самом северном районе.
- И долог ли будет наш путь, о проводник? - Кадрах, прислонившись спиной к коряге, пытался сделать флейту из болотного камыша. Несколько стеблей - жертвы неудачных попыток - валялись у его ног.
Грустное выражение, которое уже видела Мириамель, снова появилось на лице вранна.
- В зависимости.
Изгримнур настороженно поднял мохнатую бровь.
- В зависимости от чего, маленький человек?
- От того, каким путем мы пойдем, - Тиамак вздохнул. - Может быть, лучше будет, если я разделю с вами свою тревогу. Боюсь, что это не то решение, которое я могу принимать в одиночку.
- Говори, парень, - сказал герцог.
Тиамак описал им свое затруднительное положение. Он объяснил, что боится не только позора за то, что он не выполнил поручения соплеменников, но и того, что даже если им будет позволено продолжать путь, Тиамака могут задержать, и они останутся в глубине Вранна без проводника.
- Мы ведь можем нанять кого-нибудь другого в деревне, - сказал Изгримнур. - Конечно, не то чтобы мы хотели видеть, как с тобой что-нибудь случится, поспешно добавил он.
- Разумеется, - Тиамак холодно кивнул. - Что же касается вашей идеи относительно проводника, то я ни за что не могу ручаться. До сих пор наш клан старался не причинять другим никаких неприятностей, если эти другие не угрожали спокойствию Деревенской Рощи. Но это совсем не означает, что старейшины не могут запретить жителям деревни помогать вам. Тут трудно сказать что-либо определенное.
Обсуждение продолжалось до прихода ночи. Тиамак сделал все возможное, чтобы его спутники хорошо представляли себе опасности и неудобства, связанные с походом в любое другое поселение, расположенное дальше к югу от Рощи. Наконец, когда над их головами с шумом и треском ломающихся сучьев пронеслась стая обезьян, решение было принято.
- Это очень тяжело, Тиамак, - сказал Изгримнур, - и мы не можем заставлять тебя идти против твоей воли, но кажется лучше будет пойти в твою деревню.
Вранн серьезно кивнул:
- Я согласен; Хоть я и не делал ничего дурного кланам Домов Высоких Ветвей или Желтых Деревьев, нет никаких гарантий, что они хорошо отнесутся к чужеземцам. Мой народ по крайней мере неплохо принимал тех нескольких сухоземельцев, которые останавливались в деревне. - Он вздохнул. - Пожалуй, я немного погуляю. Не уходите никуда от костра.
Камарис, которому быстро наскучил длинный серьезный разговор, давно уже спал, положив голову на плащ и поджав ноги. Мириамель, Кадрах и Изгримнур молча сидели над мерцающим пламенем и смотрели друг на друга. Невидимые птицы, которые затихли, когда из лагеря ушел Тиамак, снова разразились хриплыми криками.
- Ему очень грустно, - сказала Мириамель.
Изгримнур зевнул.
- Парень вел себя по-своему мужественно,
- Бедняга, - принцесса понизила голос, опасаясь, что вранн окажется неподалеку и услышит ее слова. Никто не любит бесполезной жалости. - Он так много знает о растениях и цветах! Очень плохо, что ему приходится жить так далеко от людей, которые могут понять его.
- Не он первый, не он последний, - пробормотал Кадрах, обращаясь, главным образом, к самому себе.
Мириамель наблюдала за маленьким круглоглазым оленем с белыми крапинками на спине, который пришел к протоке попить. Он замер на песчаной отмели всего в трех локтях от лодки, и Мириамель задержала дыхание. Ее спутники лениво молчали, разморенные полуденной жарой, так что никто из них не спугнул оленя.
Мириамель сидела, опираясь подбородком о борт лодки, и восхищалась грациозными движениями животного.
Когда олень опустил морду в мутную воду, из реки внезапно появилась огромная зубастая пасть. Не успевшее отскочить животное быстро исчезло под водой, увлекаемое крокодилом в густую коричневую тьму. Осталась только слабая рябь. Мириамель отвернулась, содрогнувшись скорее от отвращения, чем от страха. Какой быстрой и ужасной оказалась смерть бедного оленя!
Чем больше она наблюдала, тем больше поражалась изменчивости Вранна, царства раскачивающихся веток, мечущихся теней и вечного движения. С удивительной красотой - огромными цветами, похожими на колокольчики, которые пахли так же сильно, как надушенные престарелые вдовы наббанайских чиновников, или колибри, сверкавшими всеми цветами радуги, подобно драгоценным камням соседствовало не менее удивительное безобразие, вроде серых пауков размером с суповую тарелку, цеплявшихся за нависающие ветви.
В кронах деревьев сновали птицы, блестя разноцветным оперением, над чем-то смеялись обезьяны, с веток свисали пестрые змеи, похожие на раздувшиеся лианы. На закате в воздух поднимались тучи летучих мышей, наполняя тишину странным писком и хлопаньем крыльев. Повсюду жужжали и кусались разнообразные насекомые, чьи прозрачные крылышки сверкали в лучах заходящего солнца. Даже растения находились в постоянном движении - деревья и кустарники гнулись под внезапными порывами ветра, водоросли раскачивались вместе с коричневыми волнами. Каждая нить гигантского гобелена Вранна непрестанно двигалась. Все вокруг было живым.
Мириамель вспомнила Альдхорт, глубоко зарывшийся корнями в землю, который так же был полон жизни и тихой мощи. Но тот лес был древним и устоявшимся. Как это иногда бывает со старыми людьми, он, казалось, уже нашел подходящую для себя торжественную музыку, спокойный размеренный шаг. Вранн же каждое мгновение заново изобретал себя, словно он был только завитком пены на кипящем краю творения. Мириамель одинаково легко могла представить себе, что, вернувшись через двадцать лет, застанет здесь бесплодную пустыню или непроходимые джунгли, в которых заросли сплетены так плотно, что не пропускают к земле солнечного света.