- Бред какой-то, - проворчал Изгримнур, яростно почесавшись. Бедный герцог представлял собой самый крупный и аппетитный объект для сообщества местных насекомых. Мириамель понимала это, и прощала Изгримнуру его раздражительность.
- Не больший бред, чем передавать землю по наследству от отца к сыну, Кадрах говорил тихо, но с легким сарказмом. - Или дорываться до власти, раскалывая топором головы соперников, как до недавнего времени поступал ваш народ, герцог.
- Ни один человек не должен обладать тем, что он даже не может защитить, ответил Изгримнур, но казалось, что он гораздо больше озабочен тем, чтобы почесаться между лопатками.
- Я думаю, - тихо сказал Тиамак, - что это неплохой способ. Во всяком случае, благодаря ему никто не голодает и никто не может накопить слишком много. До того, как я побывал в Пирруине, мне даже в голову не могло прийти, что где-то существует другой способ ведения дел.
- Но если человек не хочет быть старейшиной, - заметила Мириамель. - Никто же не может заставить его отдать то, что он накопил?
- Ах, но тогда никто в поселке и не будет думать о таком человеке хорошо, - улыбнулся Тиамак. - Кроме того, поскольку это старейшины решают, что для деревни лучше, они могут просто объявить, что прекрасный рыбный пруд, около которого построил дом этот богатый и жадный человек, теперь принадлежит всей деревне. Мало смысла быть богатым и не быть старейшиной - видите ли, такому человеку начинают завидовать.
Герцог Изгримнур мрачно продолжал скрестись. Тиамак и Кадрах углубились в тихую беседу о некоторых наиболее запутанных вопросах враннской теологии. Мириамель, уставшая от разговоров, взяла на себя обязанность следить за старым Камарисом.
Мириамель без всяких помех могла рассматривать старого рыцаря, потому что он не обращал на нее никакого внимания. Камарис интересовался делами своих товарищей не больше, чем лошадь интересуется разговорами торговцев рядом с ее стоилом. Глядя на его вежливо-равнодушное, но отнюдь не глупое лицо, принцесса никак не могла поверить, что находится в обществе живой легенды. Имя Камариса са-Винитты было почти так же знаменито, как имя ее деда, короля Джона Пресвитера. Она была уверена, что оба эти имени останутся в памяти еще не рожденных поколений. Тем не менее он был рядом с ней - слабоумный старик, которого весь мир считал мертвым. Как это могло случиться? Какие тайны скрываются за его простодушным видом?
Ее внимание привлекли руки старого рыцаря. Шишковатые и мозолистые после долгих лет, проведенных в бесконечных сражениях, а затем на тяжелой работе в "Чаше Пелиппы", они, тем не менее, каким-то образом оставались благородными: большими, длиннопалыми и изящными. Она смотрела, как он бесцельно теребит ткань своих разорванных во многих местах штанов, и думала, как такие ловкие и осторожные руки могли приносить смерть так быстро и страшно, как говорит об этом легенда. Тем не менее она видела его силу, удивительную даже для человека вполовину младше его, и в те несколько моментов смертельной опасности, которые маленькая компания переживала во Вранне - грозила ли перевернуться лодка, падал ли кто-нибудь в засасывающую трясину - он действовал с поразительной быстротой.
Взгляд Мириамели снова остановился на лице Камариса. До неожиданной встречи с ним в трактире, она, конечно, никогда не видела его - он исчез за четверть века до ее рождения - но в его лице было что-то беспокояще знакомое. Это что-то она замечала не всегда - призрачный блеск, задевавший ее чувства, словно она стояла на пороге какого-то открытия, узнавания, но это быстро проходило, и знакомые черты исчезали. Вот сейчас, например, тревожащего ощущения не было - Камарис выглядел, как красивый старик со спокойным, отсутствующим лицом.
Может быть, это просто картины и гобелены, рассуждала Мириамель - в конце концов она видела огромное количество изображений этого великого человека - ив Наббане, и в Хейхолте, и даже в Меремунде, хотя Элиас вешал их только перед приездом короля Джона, памятуя о дружбе отца с величайшим рыцарем Светлого Арда. Ее отец, считавший себя первым рыцарем королевства, в последнее время не очень-то любил истории о старых временах и особенно о великолепии Камариса...
Мысли Мириамели были прерваны заявлением Тиамака, что они приближаются к Деревенской Роще.
- Я надеюсь, вы простите меня, если мы остановимся здесь и переночуем в моем маленьком доме. Я несколько месяцев не был здесь и хотел бы убедиться, что выжили мои птицы. Мы потратим около часа, чтобы добраться до деревни, а сейчас уже позже, чем я думал, - он махнул рукой в сторону краснеющего на западе неба. - С тем же успехом мы можем подождать до утра, а потом уже идти к старейшинам.
- Надеюсь, у тебя есть занавески, чтобы жуки не летали по всему дому, как-то жалобно сказал Изгримнур.
- Твои птицы? - заинтересовался Кадрах. - От Моргенса?
Тиамак кивнул.
- Ну, во-первых, я и сам воспитывал их, еще до знакомства с доктором. Но Моргене научил меня искусству, это верно.
- А можем мы использовать их, чтобы отправить записку Джошуа? - спросила Мириамель.
- Только не Джошуа, - сказал Тиамак и нахмурился, размышляя. - Но если вы думаете, что с ним может быть кто-нибудь из носителей свитка, мы можем попробовать. Эти птицы не могут носить послания кому угодно. За исключением определенных людей, которых они обучены искать, они знают только места, как и любая обыкновенная почтовая птица. В любом случае мы обсудим это, когда обоснуемся под моей крышей.
Тиамак вел лодку через сеть ручейков, а некоторые из них были такими мелкими, что всей компании приходилось вылезать и помогать Тиамаку перетаскивать лодку через отмели. Наконец они вошли в проток с медленным течением, который вел их по длинной аллее баньяновых деревьев. Наконец они подплыли к домику, так хитроумно спрятанному, что наверняка никто бы его не заметил, если бы лодку вел не его хозяин. Специальным крюком Тиамак вытащил свитую из лиан лестницу, и один за другом они влезли в дом вранна.
Мириамель была разочарована, увидев убогую обстановку хижины. Ясно было, что маленький ученый непритязателен в своих потребностях, но она по крайней мере надеялась, что найдет в его домике необычную мебель. Там не было ни кроватей, ни столов, ни стульев. Кроме очага, устроенного прямо на полу, под искусно сделанным дымовым отверстием, к принадлежностям домашнего хозяйства вранна можно было отнести маленький плетеный сундучок, деревянный сундук побольше, письменную доску из разглаженной коры и несколько других мелочей. Во всяком случае здесь было сухо, и Мириамель, за последние несколько дней привыкшая к постоянной сырости, была благодарна и за это.
Тиамак показал Кадраху дрова, сложенные под нависающей крышей за одним из узких окон, после чего предоставил монаху разжигать огонь и отправился на крышу, посмотреть на своих птиц. Камарис, который в маленьком доме вранна казался просто гигантом, несмотря на то, что Изгримнур был не намного ниже и уж во всяком случае гораздо тяжелее его, неудобно примостился на корточках в углу.
В окне появилась голова свесившегося с крыши Тиамака. Он был в полном восторге.
- Смотрите! - он протянул руку с комочком воздушного серого пуха. - Это Драгоценность! Она вернулась, и многие другие тоже! - голова исчезла, как будто се дернули за веревочку. Через мгновение Камарис подошел к окну и тоже вылез на крышу с обычным поразительным проворством.
- Теперь неплохо было бы отыскать что-нибудь съедобное, - сказал Изгримнур. - Я не очень-то доверяю болотной тине Тиамака. Не то чтобы я был неблагодарной свиньей, - герцог облизнулся, - но кусок говядины мог бы отлично поддержать наши силы.