Действительно, в эпоху жизни динозавров крупные млекопитающие еще не появились на Земле.
— А я и раньше знал, что здесь динозавры, — похвастался Громов, — у меня есть примета.
— Ну, и дурни, — спохватился я, — зубы!..
— Ну, конечно же, зубы, — отозвался Орлов.
Волнение заставило нас позабыть основную примету, по которой можно сразу отличить кладбище ископаемых млекопитающих от местонахождения пресмыкающихся. Самой прочной частью скелета млекопитающих являются зубы, построенные из сложных складок толстой эмали, в противоположность зубам пресмыкающихся. У этих ящеров, как бы они велики ни были, зубы всегда просто устроены — в виде костного конуса, покрытого тонкой эмалью. Такие зубы на поверхности разрушаются очень быстро. У млекопитающих зубы при вымывании ископаемых скелетов на поверхность «переживают» все остальные кости. Поэтому на кладбище млекопитающих мы найдем на поверхности главным образом зубы, а пресмыкающихся — кости и только в редких случаях ничтожные обломки зубов. Палеонтолог, даже еще не приступая к раскопкам, уже по составу обломков костей, валяющихся на поверхности, «начерно» знает: с ящерами или со зверями имеет он дело, а следовательно — с мезозойскими или с кайнозойскими отложениями…
Нужно было приступать к настоящему, тщательному осмотру местонахождения.
Вернувшись к машинам, мы решили позавтракать, так как с утра, торопясь доехать, не поели. Затем распределили участки, чтобы не ходить по пятам друг за другом. Эглон и Орлов пошли немного наискось от останца — на северо-восток, Громов и Данзан — прямо вверх по промоине на север, а я взял направление на восток через высокий увал, загораживающий, по-видимому, красный лабиринт. Машины с людьми пока оставались на месте: потом, когда мы осмотрим местность и найдем наиболее подходящее для раскопок место, мы попробуем подобраться к нему поближе, чтобы не таскать на себе грузы…
Ветер подгонял меня в спину, все больше свирепея и продувая даже ватник. Однако шел я тяжело — на длинном подъеме как-то особенно чувствовалась высота, которая здесь, на бэле Нэмэгэту, достигала примерно тысячи семисот метров. Повар Никитин прошел правее меня, обогнал и скрылся за гребнем. Наш веселый повар оказался одним из самых страстных охотников за костями, хотя его малоподвижная профессия никак не давала бедняге развернуться. Перевалив через один увал, я увидел впереди еще такой же, только усыпанный более крупными многогранниками. Щебень с грохотом осыпался под ногами на спуске. Склон внезапно закончился отвесной стеной. На пятнадцать метров ниже находилось дно сухого русла, разделявшего два параллельных увала. Я заметался на сыпком краю обрыва в поисках безопасного спуска, но такого не нашлось. Левее оказалась узкая боковая промоина, в которую я и спустился, вернее, свалился. Но падение затормозилось о стенки, песок внизу смягчил удар. Только взобравшись на вторую гряду, я увидел, что в полукилометре ниже по руслу склоны были гораздо положе. Но уж так бывает всегда, когда торопишься пересечь горную местность прямиком по намеченному направлению!
Странен и необычен был ландшафт, раскинувшийся передо мной. Я находился на уровне поверхности бэля, сплошь покрытой панцирем черного щебня и крупных черных камней, обточенных ветрами и песком в виде пирамид с острыми ребрами так называемых пустынных многогранников. Бесчисленные промоины и ущелья вскрывали породы, из которых состоял бэль, поэтому по черному фону змеились красные, оранжевые, желтые и серовато-желтые ущелья с отвесными стенами, а на дне ущелий лежали серые, голубоватые в дневном свете пески сухих русел. Растительности почти не было, не было никаких признаков животной жизни. Желтые и красные башни и колонны чередовались в рядах обрывов, уходивших на много километров на восток, к Гильбэнту.
Ветер назойливо шумел по давно обдутой до последней песчинки поверхности плато. Воздух был чист, и ясное, без единого облачка, небо еще сильнее подчеркивало безжизненное одиночество лабиринта, огражденного совершенно голыми серыми скалистыми кручами Нэмэгэту.
Слабый крик нарушил молчание, казавшееся вечным. Я увидел маленькую фигурку, карабкавшуюся на гребень около угла котловины, намеченного мною для спуска. Это был повар. На плече Никитин тащил какой-то черный, несомненно, тяжелый предмет. Я ускорил шаги, и через несколько минут повар с торжеством опустил на землю передо мной двухпудовый кусок бедра громадного динозавра. Энтузиаст едва переводил дух и от подъема, и от веса своей находки. Всегдашняя улыбка сменилась буквально сиянием.