Но когда через три часа мы сошлись снова у машин, унылое недоумение на лице каждого «охотника» без слов свидетельствовало о полной неудаче. Нашлись обломки костей динозавров, щитки черепах, куски стволиков окаменелой древесины. Сборы были достаточны для установления возраста слоев Ширэгин-Гашуна, но даже отдаленно не напоминали богатого кладбища ящеров. Не задерживаясь для еды, мы разгрузили «Дзерена» и поехали на пустой машине вниз, во впадину, через саксаульники и пески к уступу Цзун-Ширэ.
До вечера все пятеро исследователей — Орлов, Громов, Эглон, Данзан и я — ходили по этому длиннейшему обрыву (около десяти километров). Сорокаметровый уступ был изрезан оврагами и промоинами — башни, сфинксы, драконы, бюсты разных людей глядели с презрением на нас, медленно пробирающихся по пескам у подножия красных стен. Жара и безветрие, удивлявшие еще с утра, здесь, во впадине, стали нестерпимыми. После холодных ветров, снега и морозных ночей в Нэмэгэту и студеного, в вечной тени, перевального ущелья мы не расставались с ватниками и ватными штанами. Подобная одежда в духоте Ширэгин-Гашуна наставила нас обливаться потом и была сброшена после первого часа ходьбы по обрывам.
Я увидел вдали белое пятно, двигавшееся мне навстречу, и остановился в недоумении. Это оказался Эглон, уныло шагавший в одном нижнем белье. Ватные штаны неуклюже висели на ледорубе на его плече. Очки жалобно перекосились, обильный пот струился по его лицу и шее, нос грустно смотрел под ноги. Исследователь сетовал на отсутствие интересных находок.
Породы здесь в общем походили на те, какие попадались в Нэмэгэту: слои красных глин, песчаников и песков, переслоенные голубоватыми конгломератами. Но лишь редкие обломки, еще более жалкие, чем в Барун-Шире, встретились нам за все время исследования Цзун-Шире. Ясно было одно — в обрывах вопреки сообщению отряда Комитета наук никакого сколько-нибудь стоящего местонахождения нет и не было.
Приехали в лагерь без приключений уже в сумерках. За время нашего отсутствия проводник Цедендамба ездил на «Смерче» и отыскал колодец с отвратительной на вкус водой в трех километрах к западу. Чай, по общему признанию, был не чем другим, как подогретой верблюжьей мочой с примесью гипосульфита и глауберовой соли. Худшей, чем в Ширэгин-Гашуне, воды мне не встречалось за все время работы в Гоби в последующие годы.
Чтобы покончить с общим унынием, выдали по шкалику спирта, и после обеда настроение улучшилось. Мы стали обсуждать план дальнейших исследований.
— Место найдено совершенно точно. — говорил Громов. — Совпали указания Чудинова и комитетского отряда: налицо сфинкс и колодец, азимуты правильны. Наконец, и проводник тоже знает это место, как Ширэгин-Гашун. И в то же время основного — местонахождения динозавров — здесь нет. Что начальник отряда Комитета напутал, это ясно — обрывы не содержат ничего похожего на то громадное количество костей, о котором написано в отчете. Но Чудинов с самого начала говорил и писал о другом месте — где-то на дне котловины. Надо обследовать дно котловины!
— Совершенно верно. — согласился я. — но наши возможности ограниченны; машина, даже пустая, не пройдет через центральную часть впадины — там пухлые глины. А для того чтобы обогнуть котловину с севера, туда, к Бага-Богдо, у нас нет времени. Попробуем завтра пройти вдоль Цзун-Ширэ в северную часть…
Так и решили. Необычайное безветрие продолжалось и следующий день. Опять стояла жара, для пятого октября невероятная. Я подумал, какая чудовищная жара должна была стоять здесь, в глубокой впадине, закрытой со всех сторон горами, летом. Проводник подтвердил мои догадки, я даже обрадовался, что в этом месте с гнусной водой и адской жарой не оказалось большого, достойного крупных раскопок местонахождения.
Опять «Дзерен» повез исследователей в глубь Ширэгин-Гашунской впадины. Я остался в лагере, чтобы привести в порядок записи по Нэмэгэту. В те дни поиски и раскопки велись с рассвета до ночи, ночью еще писались этикетки, и совершенно не было времени на обработку сделанных наспех заметок…
Солнце палило нещадно, палатка превратилась в духовую печь. Я забрался под «Дракона» и в тени, под уютным навесом из карданов, крестовин, тяг и трубок проработал весь день, временами прерывая записи для совещаний с Андросовым по автомобильным делам.