Несмотря на неблагоприятный ответ, молодой офицер, движимый злобой, а может быть и ревностью, не переставал надоедать Марте. Вот почему молодая девушка решила теперь не выходить на улицу не только одной, что допускалось немецкими обычаями, но даже с дедушкой, госпожой Келлер или моей сестрой.
Все это я узнал только впоследствии, но предпочел вам рассказать сейчас.
Что касается приема, оказанного мне в семействе господина де Лоране, то трудно было желать лучшего.
– Брат милой Ирмы не может не быть моим другом, – сказала молодая девушка, – и я счастлива иметь случай пожать ему руку!
Представьте себе, я не нашелся что ответить?! Право, в этот день я был глупее, чем когда-либо, и озадаченный, ошеломленный, молчал. А она так искренне протягивала мне руку!.. Наконец я взял ее и едва-едва пожал, боясь сломать тоненькие пальчики. Что же вы хотите от бедного, сконфуженного вахмистра!
Пошли гулять в сад, и в разговоре я несколько пришел в себя. Говорили о Франции. Господин де Лоране спрашивал меня о надвигавшихся событиях и боялся, что они причинят много неприятностей его соотечественникам, живущим в Германии. Он думал: не лучше ли ему покинуть Бельцинген, чтобы навсегда вернуться к себе в Лотарингию!
– Вы думаете уехать? – с живостью спросил господин Келлер.
– Я боюсь, что нам придется уехать отсюда, милый Жан, – отвечал господин де Лоране.
– Но нам не хотелось бы ехать одним, – прибавила Марта. – Сколько времени продлится ваш отпуск, господин Дельпьер?
– Два месяца, – отвечал я.
– Так как же, милый Жан, – продолжала она, – неужели господин Дельпьер до отъезда не будет на нашей свадьбе?
– Будет, Марта… Конечно, будет…
Жан не знал, что сказать, сердце его боролось с рассудком.
– Мадемуазель, – промолвил я, – я был бы так счастлив…
– Милый Жан, – снова обратилась к нему Марта, – неужели мы лишим господина Дельпьера этого счастья?
– Нет, дорогая, нет!.. – отвечал Жан и не мог более сказать ни слова; но, по-моему, и этого было вполне достаточно.
Становилось поздно, и мы собрались уходить. Госпожа Келлер, глубоко взволнованная, нежно поцеловала Марту.
– Дочь моя, – сказала она ей, – ты будешь счастлива! Он достоин тебя!
– Я знаю, ведь он ваш сын, – ответила ей Марта.
Когда мы вернулись, Ирма ожидала нас. Госпожа Келлер сообщила ей, что теперь остается только назначить день свадьбы, после чего все мы отправились спать.
Я никогда не спал так чудно, как в эту ночь, в доме госпожи Келлер, несмотря на то, что во сне передо мной все время мелькали гласные буквы.
Глава седьмая
На следующее утро я проснулся очень поздно; было по крайней мере семь часов. Я торопился одеваться, чтобы идти готовить урок; надо было повторить все гласные, в ожидании пока дойдет очередь до согласных.
На последних ступеньках лестницы я встретил шедшую наверх сестру Ирму.
– Я шла будить тебя, – сказала она мне.
– Да, сегодня я долго проспал и, должно быть, запоздал?
– Нет, Наталис, теперь только семь часов. Тебя кто-то спрашивает.
– Меня? Спрашивают?
– Да… какой-то агент.
Агент? Черт возьми, не люблю я таких посетителей! Что им от меня нужно? Сестра казалась взволнованной.
В эту минуту появился господин Жан.
– Это полицейский агент, – сказал он мне. – Будьте осторожны, Наталис, и не наговорите чего не следует.
– Вот так штука, если он знает, что я солдат! – воскликнул я.
– Это маловероятно! Вы просто человек, приехавший в Бельцинген, чтобы повидать сестру, вот и все!
Собственно говоря, это была истинная правда, и я решил быть до последней степени осторожным.
Подойдя к двери, я увидел агента. Вот противная фигура! Весь какой-то кривой, несуразный, ноги обрубками, лицо пьяницы!
Жан по-немецки осведомился, что ему нужно.
– У вас остановился некто, прибывший вчера в Бельцинген?
– Да, но что же дальше?
– Начальник полиции просил передать ему приказание явиться к нему в канцелярию.
– Хорошо. Он придет.
Жан перевел мне этот короткий разговор. Я получил даже не приглашение, а приказание явиться. Стало быть, нужно было повиноваться.
Исполнив свое поручение, «обрубки» ушли, и прекрасно сделали, так как мне вовсе не улыбалась мысль шествовать по улицам Бельцингена в сопровождении этого сыщика. Я, конечно, и без него сумею найти дорогу к начальнику полиции.
– Что это за тип? – спросил я Жана.
– Человек, не лишенный известного чутья. Остерегайтесь его, Наталис. Фамилия его Калькрейт. Он постоянно делает нам неприятности, находя, что мы слишком интересуемся Францией, так что мы держим его в отдалении; он это знает, и я не удивлюсь, если он впутает вас в какую-нибудь неприятную историю. Так что вы, пожалуйста, будьте осторожнее в разговоре с ним.
– Отчего вы не идете со мной, господин Жан? – спросил я.
– Калькрейт не вызывал меня, и ему мое присутствие было бы, пожалуй, не по нутру.
– Говорит ли он по крайней мере по-французски?
– Прекрасно говорит. Но, Наталис, не забывайте хорошенько взвешивать ваши ответы и не говорите ничего лишнего.
– Будьте покойны, господин Жан.
Мне указали жилище Калькрейта, до которого было всего несколько сот шагов. Через минуту я уже был там.
Агент, стоявший у дверей, сейчас же ввел меня в кабинет начальника полиции.
При моем входе рот этой важности персоны расплылся до ушей, – это, по всей вероятности, означало, что меня удостоили улыбки, – затем Калькрейт весьма грациозным (по его мнению) движением руки пригласил меня сесть, продолжая в то же время перелистывать разложенные на столе бумаги.
Я воспользовался этим обстоятельством, чтобы разглядеть Калькрейта. Это был верзила, ростом в 5 футов, ужасно худой, костлявый, с длинной талией и бесконечными ногами, облеченными в брюки с нашивками. Лицо его было похоже на пергамент, да вдобавок еще на грязный пергамент; рот был огромный, зубы желтые, нос расплюснутый, виски сморщенные; глаза как щелки, блестели из-под густых бровей; одним словом, настоящий пластырь! Меня совершенно напрасно предупреждали остерегаться его, – недоверие рождалось само собой в его присутствии.
Окончив возиться с бумагами, Калькрейт стал расспрашивать меня на правильном французском языке, но, желая выиграть время для обдумывания своих ответов, я притворился непонимающим и даже заставил его повторить каждую фразу.
Вот каков был допрос:
– Ваше имя?
– Наталис Дельпьер.
– Француз?
– Француз.
– Какое ваше ремесло?
– Ярмарочный торговец.
– Ярмарочный?.. Объяснитесь, я не совсем понимаю, что это значит.
– Да… Я объезжаю ярмарки, рынки, покупаю… продаю.
– Теперь вы прибыли в Бельцинген?
– Как видите.
– С какой целью?
– Повидаться с сестрой, Ирмой Дельпьер, которую я не видел тринадцать лет.
– Сестра ваша француженка и служит в семье Келлер?
– Совершенно верно!
Калькрейт, после небольшой паузы, продолжал:
– Итак, ваше путешествие в Германию не имеет другой цели?
– Никакой.
– А при возвращении?..
– Я просто-напросто отправлюсь тем же путем, которым и приехал.
– И прекрасно сделаете. А когда приблизительно думаете вы уехать отсюда?
– Когда сочту нужным. Разве иностранец, находясь в Пруссии, не может распоряжаться собой, как ему угодно?
– Не всегда!
При этих словах Калькрейт пронзил меня взглядом, – по всей вероятности, мои ответы казались ему более развязными, чем требовалось. Но взгляд этот был лишь молнией, гром же еще не загремел.
«Этот плут, кажется, собирается окончательно сбить меня с толку, – подумал я. – Вот когда надо быть настороже!»
Спустя минуту Калькрейт снова принялся за допрос и заговорил слащавым голосом:
– Во сколько дней доехали вы из Франции в Пруссию?
– В десять дней.
– А каким путем следовали?
– Кратчайшим и в то же время лучшим.