Девочка боится смотреть на старуху, она видит только край развевающегося черного платья и мелькающий острый угол черной туфли. Пожилая женщина движется быстро, легко. Любе страшно, очень страшно.
Среди жаркого, пылающего лета она испытывает леденящий ужас. « Я больше никогда не увижу маму»- проносится в Любиной голове, и словно стряхнув оцепенение, она начинает вырывать свою ладошку из холодных, скрюченных пальцев старухи.
От страха, Девочка начинает колотить бабку, свободной рукой, куда придется: по их сжатым ладоням, по ее черной юбке. Она кричит, бьётся в старухиных тисках. Под недоуменными взглядами прохожих, бабка выпускает Любину руку. И та, стремглав, мчится назад, к их группе, к детям, к спасению. Достигнув тротуара, оборачивается, старуха до сих пор стоит посреди дороги, ее тяжелый взгляд остановился на Любе и она грозит ей своим скрюченным пальцем.
Спустя час, переходя из комнаты в комнату большого дома Ульяновых, Люба потеряла сознание возле шахматной доски, где, как уверял экскурсовод, любил играть в шахматы, со своим отцом, маленький Ильич.
От волнения Люба выбросила недокуренную сигарету: Руки, это были руки свекрови. Но, это не могла быть она, ведь, когда Любе было 9 лет, она должна была быть молодой женщиной. Но руки! Это, совершенно точно, были ее руки! Как? Как такое возможно? Куда она хотела ее увести? Ведь из целой группы детей, она выбрала именно ее, это было очевидно. Но почему именно ее?- У Любы были одни вопросы и все без ответа.
К утру, когда уже засветлело и пошли, шумя, первые троллейбусы, измученная Люба приняла непростое решение: надо вернуться в дом свекрови! Как-бы это не было страшно.
Сон возвращает ее туда снова и снова, словно она забыла в нем что-то важное. Значит ей надо туда вернуться. И попытаться понять, что или кто ее туда возвращает? Что им надо?
Потому, что, не поняв этого, у нее жить не получится, ей не дадут.
Свекровь, она, по-прежнему боялась и очень сильно. Но ведь она уже дважды сбегала от нее, и если бы та могла, она бы ее давно уже убила, как ту девушку. Значит у нее, у Любы, есть шанс вернуться оттуда!
Хотелось думать так.
Зазвонил телефон:
-мама, что случилось? Что ты так рано звонишь? С Гришей что-нибудь?
-Люба, доченька срочно приезжай. Гриша в больнице, он под капельницей. Ему очень плохо.
-Что?!, что с ним произошло?
-Сама не понимаю, что с ним. Вчера вечером играл в Лего, внезапно резко поднялась температура.
-Думали, что ничего страшного, так, простыл немного.
-Но ему становилось все хуже, ночью вызвали скорую, его сразу увезли в больницу, под капельницу.
-Дочка, Приезжай скорей.
На ближайшем поезде Люба выехала домой, сразу с вокзала в больницу. Сыну было плохо, врачи пожимали плечами, определенно не говорили из-за чего такое состояние, ссылаясь на какую-то инфекцию. Люба сидела на стуле рядом с Гришей. Весь он казался таким беззащитным: и его маленькое худенькое тельце под больничной простыней и маленькая ручка с родинкой на тыльной стороне слабо протянувшаяся к ней на встречу. Люба целовала, целовала без остановки эту ручку, эту родинку на ней, плакала и ненавидела себя. Вспоминала как в страшных своих запоях била Гришу, вымещая на нем свою злость, неустроенность, и как он закрывался от нее своими слабыми ручонками и как она била его по этим рукам, по этой самой родинке.
В палату заглянула медсестра и отругала Любу: Что ты все время ревешь? Прекрати! Соберись! Поспи, тебе надо отдохнуть! Борись!
Бороться, Бороться, Бороться - были последние мысли у засыпающей Любы. Уставшая, обессиленная, не спавшая уже трое суток, она сама не заметила, как уснула у кровати своего заболевшего сына.
И сразу сон: она видит себя, уснувшую, со стороны, видит спящего Гришу, белые больничные стены и женский голос, другой, спокойный, тихий : Это Тома, Тома, Лего, Это все Тома.
Тома, Тома, Тамара- так звали Любину свекровь, полным именем редко кто, в семье ее все звали Тома. Какие страшные два слога для Любы, ненавистное имя! Тома, губы складываются в трубочку, а потом ударяются друг об друга, Тома- страшно произносить это имя, еще страшнее вспоминать все, что с ним связано. То-ма, То-ма- два страшных слога отдаются жутким эхом в печальных больничных коридорах.
А еще Лего, на эти мамины слова, Люба, как-то сразу и не обратила внимание. У Гриши не было такого конструктора, Люба жила бедно, не могла сыну купить лишнюю игрушку, зимой проходила в китайских летних тапочках, на сапоги денег не было. И это в 40-ка градусный забайкальский мороз, попробуй-ка! А тут игрушка, да такая дорогая!