- Милая сестренка, и когда же ты собиралась познакомить меня со своим парнем? - Тирон вышел на свет, и я буквально застыла на месте, не в силах шевельнуться, словно призрак увидела. - Так-то ты проводишь свои занятия и познаешь силу?
Он был спокоен внешне и даже ироничен, но, как всегда, в его глазах цвета стали бушевал адский огонь, готовящийся вырваться наружу.
Чарли вскочил на ноги.
- Что Вы... - не успел закончить он.
Дальнейшие события произошли мгновенно, хотя и запомнились в мельчайших подробностях, как будто я видела их в замедленной съемке. Резкое движение. Тирон, хватающий Чарли за горло и прижимающий к дереву. Мужчина задыхается и теряет сознание, я изо всех сил цепляюсь за руки брата, пытаясь разжать их, а он рычит мне в ухо:
- Я оставил тебя, понадеявшись на твой здравый смысл. Уверенный, что ты выполнишь то, что я от тебя жду. А застаю тебя живущей в свое удовольствие, гуляющей за ручку с каким-то сопляком, веселящейся на танцах. Знай, что я собираюсь убить его, а следом и эту чертову ведьму за то, что она сделала и чего не сделала сразу же, как только разберусь с тобой!
Я не очень-то хорошо поняла, что произошло в дальнейшем, помню только, как от страха и безумного гнева, во мне вдруг вспыхнуло непреодолимое желание сделать этому чудовищу очень больно, так больно, чтобы он почувствовал это каждой клеточкой своей отвратительной сущности. Хлынувшая в меня неожиданно его сила практически ослепила, вызывая тошноту и жуткую головную боль, но я справилась, сдержала ее, давя на него еще сильнее. Хватка у горла Чарли разжалась, он без чувств упал на землю, а Тирон захрипел, широко распахнув глаза от удивления. Я продолжала всеми силами вытягивать из него жизнь, из носа от немыслимого напряжения ручьем лилась кровь. Собрав остатки сил, он залепил мне хлесткую пощечину, и я на мгновение утратила концентрацию. Отцепив мои руки от себя, он и меня швырнул на землю, а сам прислонился к дереву, тяжело дыша и с трудом удерживаясь на ногах. Я лежала, не шевелясь, немигающим взглядом глядя в закатившиеся глаза Чарли, и с удивившим меня спокойствием осознавая, что жизнь вновь опускает меня на самое дно, в очередной раз разбив все надежды и мечты. А в уши настойчиво врывался холодный и уже ровный голос:
- Пожалуй, ведьму убивать пока не стоит. Все-таки она научила тебя чему-то. Может и пригодится еще, а остальную чепуху выбить из тебя будет не сложно. Поднимайся, пока я не передумал и не свернул шею твоему ухажеру. Сейчас мы быстро возвращаемся в дом к ведьме. Ты собираешь вещи, и мы уезжаем. Советую вспомнить все правила, которым я учил тебя, и забыть то, чем забила тебе мозги эта старая дура. Если ты выполняешь все в точности, она будет жить. Если начнешь чудить, я разозлюсь, сама знаешь, чем это обернется. И поторопись, - он пнул меня носком ботинка. - Отдохнула уже. Ты все поняла?
С трудом поднявшись на дрожащие ноги, не в силах разговаривать и просто поднять на него глаза от нахлынувшего и пытающегося раздавить меня горя, я просто кивнула. Противиться я не пыталась, понимая, что он с легкостью сломит любое мое сопротивление и боясь подставить под удар дорогих мне людей.
Дома я быстро переоделась, чувствуя, как постепенно начинаю трястись от пережитого полчаса назад. Странно, но слез не было. Они как будто замерзли где-то в глубине меня, от чего я тряслась еще сильнее. Я даже не подумала брать с собой свои шикарные наряды, туфли и шляпки, красивое белье и всяческие аксессуары, купленные для меня Моник. В моей новой старой жизни они совершенно непригодны. Я побросала в сумку только самое практичное и удобное. Потом кривым от дрожи в руках почерком набросала быструю записку для доброй ведьмы, благодаря ее за все, что она для меня сделала.
Сама Моник сейчас находилась на очередной вечеринке художников-модернистов, и даже попрощаться с ней лично не довелось. Видно, судьба у меня такая - не прощаться ни с кем. Еще час, и мы опять на вокзале, в ожидании поезда, как мне сообщили, на Чикаго, а оттуда в Теннесси.
Хотя я не могла быть уверена, что больше не увижу ненавистного брата, все же успела уговорить себя, что он забыл обо мне, и я смогу жить как все нормальные люди. А теперь придется вновь смиряться с судьбой, которая так жестоко била меня, показав прекрасные возможности и грубо отобрав все безжалостной жестокой рукой Тирона.
Глава 04.
С тех пор, как в мою жизни вновь вернулся родной брат, неожиданностям, связанным с его присутствием и "заботой" обо мне, не было конца и края. Я не успевала привыкать или хотя бы смиряться с новыми способами моего истязания, которые Тирон придумывал с завидной регулярностью, называя это этапами моего эльфийского обучения. Но я думаю, он просто мстил мне за случай в парке Кливленда. Убедившись, что моя добрая наставница ведьма Моник по мере своих возможностей объяснила мне азы тех способностей, которыми должна обладать женщина нашего вида, Тирон взялся за меня всерьез.
Я тогда часто сожалела, что не выросла в эльфийской семье. Может быть, тогда мне проще было стать той, кем меня хотел видеть брат, и должное воспитание с раннего детства под чутким родительским присмотром оказалось бы куда полезнее и не вызывало во мне такого сопротивления. Тирон больше ничего не рассказывал мне о наших родителях, а я вообще старалась лишний раз не задавать вопросов, чтобы не вызвать очередную вспышку гнева. Он любил повторять, что все, что мне нужно знать, он и так сообщит.
Возможно, я боялась услышать от него, что наша мама была великолепной охотницей, кем-то наподобие него, в отличие от меня. Не оттого, что опасалась сравнения, а потому, что, как и каждая сирота, с раннего детства хранила в душе во многом придуманный образ ласковой и прекрасной женщины - своей родной мамы. Пусть я ее никогда не видела, но осталась твердо уверена, что она была очень доброй, и никогда не позволила бы брату так со мной обращаться.
А может быть, существовали для эльфиек какие-то другие возможности и предназначения, если были такие, как я, никчемные охотники? Может, они могли становиться, к примеру, целительницами, а не только убийцами? Или делать еще что-то полезное, о чем я даже не догадывалась? Но, если и были такие возможности, то лишь родители могли бы помочь, а Тирон видел меня только в одной роли.
В перерывах между охотой он без устали, по-прежнему с садистским удовольствием лепил из меня, как он выражался, жалкое подобие истинного эльфийского охотника. Ладно, всевозможным оружием, преимущественно деревянным, я худо-бедно овладела, несмотря на внутренний категорический протест против любого насилия, который никто и не думал брать в расчет. Со временем и руки перестали трястись от тяжести арбалета, и пули из модифицированной винтовки летели в цель, и остро заточенный кол входил в область сердца на манекене, как нож в масло.
С рукопашными тренировками, где Тирон учил меня молниеносно уклоняться от бросков и захватов, делать подсечки и атаковать голыми руками и холодным оружием, обстояло, конечно, хуже. Он и не думал использовать обучающие приемы, бил по-настоящему, нападал всерьез, демонстрировал со злорадной ухмылкой, как и сколько раз я могла умереть от рук вампира, не умея защищаться. Слезы боли, как и стоны, вызывали вместо жалости обратную реакцию - злобные ругательства и удвоенный напор. Ну, да и это оказалось не самое страшное. Со временем, пусть и не так быстро, как он хотел, но я все же становилась сильнее и быстрее, и училась не попадаться ему в руки.
В чем-то, к своему удивлению, я была даже более ловкой, чем он, помогала моя скромная комплекция, что тоже подвергалось его постоянной злобной критике. Зато за время этих тренировок я почти в совершенстве научилась лечить свои синяки и вывихи, сращивать переломы и снимать боль. А вот отбирать силу у Тирона я больше не решалась, хотя теперь знала, что у меня есть против него средство. Пусть мне это и не помогало, но служило некоторым утешением. О своей жизни у Моник я старалась вспоминать пореже, чтобы попусту не расстраиваться. Грело лишь то, что у меня все же были счастливые воспоминания. А впереди ждали лишь новые переезды, съемное жилье на городских окраинах и ночные охоты.