В этом положении мой выбор средств был невелик.
И я применил невыборное средство.
Дело в том, что среди очень многих вещей, я люблю рыбалку. И, как всякий художник – по крайней мере, мне кажется, что всякий художник должен быть таким – я люблю рыбалку не как факт, а как процесс.
И процесс этот, я стараюсь обставить красиво.Однажды, очень давно, мне пришлось поработать на Московский худкомбинат – я расписал для него пару десятков пасхальных яиц.
В то же самое время в литейке комбината отливали праздничные колокольчики, весом килограмма на четыре. Я и попросил ребят отлить несколько колокольчиков для донок. Колокольчиков маленьких, красивых, звонких.
Ребята, видимо не вполне поняв, что я хочу, отлили для меня колокольчик, красивый, звонкий, но таких размеров, что впору было предположить, что основной моей рыбацкой добычей являются галеосерды кавери – большие тигровые акулы.
Так, как использовать такой большой колокольчик на подмосковной рыбалке оказалось невозможно, я подвесил этот потенциальный сигнализатор поклевок между полками. И время от времени звонил в него.
Звук у этого колокольца, нежный, яркий, вдохновляющий.
Вот в него-то я и позвонил, перед тем, тихо, так, чтобы не разбудить Галю, выбравшись из постели.
– Ой, какая прелесть, – проговорила она, потягиваясь и улыбаясь. И потому, что она не стала поправлять одеяло, спустившееся с ее плечь и вновь прикрывать обнаженную грудь, я понял, что между нами мир.
Очень сладкий мир.А то, что я при этом выиграл спор о том, что все люди все-таки иногда бывают одинаковыми, я от Гали скрыл.
Не мог же я рассказать ей о том, как много женщин я будил таким образом.
И всем это нравилось одинаково.Уже потом, когда я слегка усталый, но довольный, принес ей, слегка усталой, но довольной, прямо в постель чашку кофе и маленький бутербродик с сыром – вообще, какое это удовольствие, приносить женщине кофе в постель «потом» – Галя, очень ненавязчиво, поставила мой задранный от гордости за свою хитрость, нос на место:
– Лежу, сквозь ресницы смотрю на тебя и думаю: что ты будешь делать? А ты смотришь на меня и не шевелишься.
Тогда, я левой рукой слегка сдвинула одеяло, так, чтобы ты увидел меня.
Ты – опять без движений.
Ну, думаю, придется изобразить приснившийся кошмар и совсем сбросить с себя одеяло.
Если ты и тут не пошевелишься – убью тебя.
И суд меня оправдает.– Ты уверена в том, что оправдает?
– Ну, оштрафует на два минимальных оклада.
– Так мало?
– За мужчину, не обращающего внимания на лежащую рядом обнаженную женщину – никакой суд больше не даст.– Конечно, – согласился я, – Если судьями будут не мужчины. Впрочем, если судьями будут женщины, они, в таком случае, может быть – убитого еще и в тюрьму посадят…
– А Бог? Он ведь, кажется, против секса? – поинтересовался я из чистого любопытства. Видя, как Галя, после сна, возвращает на себя украшения, среди которых был маленький золотой крестик на тонкой цепочке.
– Перед Богом, я покаюсь.
Знаешь, есть такие приятные грехи, в которых даже каяться – удовольствие…В общем, в смысле хитрости, у нас получилась ничья, и именно в тот момент, когда я оценил это, зазвонил телефон.
И я стал соучастником истории, которая поначалу развивалась банально, как очень многое в этом мире. Правда, почти сразу, я услышал слова, которые должны были заставить меня о многом задуматься.
– …Галя, – мой голос звучал виновато, – Звонили Керчин и Каверин. Они собрались для того, чтобы вытащить Никитина из вытрезвителя.
Мне нужно уйти.
– Иди.
– Ты не обидишься на меня за это?
– Нет. Потому, что если ты не будешь серьезно относиться к своим друзьям, я не поверю в то, что ты будешь серьезно относиться ко мне…– Я пошел, – сказал я Гале, целуя ее обнаженное плечо.
Как сказал однажды я: «Лишний раз поцеловать красивую женщину – никогда нелишне.»
Отлично понимая, что Галя слишком профессиональная женщина, чтобы не оценить это.
И-то, чтобы не оценить это – нужно быть женщиной дилетанткой.
– Иди, – ответила мне она. А потом тихо добавила.
Или мне это только показалось:
– А я, пока, твоей соседке-барменше глаза выцарапаю…Художник Василий Никитин
Для того, чтобы не причинять другим вреда, нужно быть либо мудрецом, либо покойником – эти две крайности существования, иногда, являются прекрасным оправданием для тех, кто не мудр и жив.
Для тех, кто не мудр и жив. То есть, для всех тех, кто ищет себе оправдания…
… Что ж, такова природа.
Диалектика, вдоволь наизголявшись над белковой первоклеткой, подключив теорию вероятности и став, таким образом, эволюцией, создала, помимо всего прочего, меня – человека.