Брюханов погиб. Дорвался до ближнего боя, все сделал правильно, стрелял с двух рук… у него просто кончились патроны. Когда Зита его нашла, она лежал с финкой в руке, под ним два зарезанных диверсанта. Продуманно достал, хладнокровно, четко под шлемы. Спина изорвана очередью в упор. Рядом обвис на камне Кенга, видимо, прыгал через валун и встретился со случайной пулей. Он хорошо умел прыгать, умел и любил, оттого и Кенга… Ящер лежал далеко в стороне, изуродованный взрывом из подствольника. Своими жизнями штурмовики исправили ошибку командира и дали «Спартаку» возможность вырваться с базы. Отстреливаясь, теряя бойцов — но вырваться.
Уходили неожиданно легко. Перемирие же, бесполетная зона, ни дронов-наблюдателей, ни ударных вертолетов. Вообще считалось, что «Спартака» здесь нет. И диверсантов неизвестной принадлежности тоже нет. А стрельба… Ну, мало ли кто стреляет на войне. Может, оружие пристреливают. Или тренируются.
Только спецназ оказался на удивление упорным. Вместо того чтоб уцелевшим оттянуться и зализывать раны, они вцепились «Спартаку» в спину, как охотничьи псы. Сближались, и тогда вспыхивали мгновенные перестрелки, каждый раз забирающие чьи-то жизни… Кунгурцев, озверевший от потерь, устроил классическую засаду, и диверсантов перебили всех. Выманили на открытое место и перестреляли с дальней дистанции. Наконец свое веское слово сказали штурмовые винтовки. Это не маломощные «фогель-65», от штурмовой винтовки броня не спасает! Последнего сняла Лена с почти километровой дистанции. Выстрелила, проверила результат, хрипло выругалась, легла в траву и уставилась куда-то далеко в небо. Зита без сил опустилась рядом.
— У тебя слезы, — отстраненно сказала Лена. — А я вот не могу. Не плачь. Мы сделали великое дело. Диверсанты — из европейцев. У нас главная задача была — чтоб европейцы начали нести потери, не турки. Не любят европейцы потерь. Может быть, сейчас война и кончится. Установим новые границы, ты к своему Давиду в гости поедешь… не плачь, сестра. Жизнь продолжается. Не хочешь к Давиду, тебя в Медногорке красивый генерал дожидается. Завидую, таких мужчин вокруг себя собрала…
— Игнат — последний из нашего призыва, — тихо сказала Зита. — Понимаешь? Никого не осталось в живых. Только ты да я. Никого. Проклятая война…
— Игнат?
— Брюханов. Игнат.
— А… а я в подкупольник хочу. Представляешь, все детство мечтала вырваться, а теперь обратно тянет — сил нет! Торговый центр, кафе «Апельсинчики», помнишь? Все же родина — это важно… и главное, там не стреляют.
Пришел Кунгурцев. Посмотрел на подруг безразлично сверху вниз.
— Сколько? — спросила Зита.
— Двадцать, — пробормотал штурмовик. — Двадцать погибших, двое раненых, не донесем. Зита, принимай отряд. Я…
— Иди командуй! — зло сказала Лена. — Не видишь, у нее друга убили?! Дай ей хоть немного побыть без вас всех!
— Командуй, лейтенант, — тихо сказала Зита. — Это война. Ни у кого не получилось бы лучше.
Она подняла голову и посмотрела на него своими удивительными, невозможными для русской девочки темными глазами.
— Я верю в тебя, Сергей.
Штурмовик отвернулся и помолчал.
— Значит, командовать, — пробормотал он. — Я, собственно, с чем пришел… пришла квитанция по спецсвязи, куратора от политотдела вызывает Москва. Получается, Лена, это тебя. Иди, радист держит линию.
Лена изменилась в лице, подскочила и убежала. Кунгурцев поглядел ей вслед, опустился рядом с Зитой на траву.
— Давно хотел спросить. Она тебе сестра, что ли?
Зита подумала и кивнула.
— Понятно. Для вас, южан, родство всегда было важно.
Зита слабо улыбнулась.
— Дурак, да? — усмехнулся Кунгурцев.
— Да.
— Знаю, — вздохнул парень. — Как-то у нас с тобой с самого начала наперекосяк пошло и никак не выправится. А надо, чтоб выправилось! Мне штатную сетку заполнять некем, руководящий состав выбило полностью. Ты, да я, да вон еще Лена.
Она безразлично пожала плечами. «Спартак» — самовосстанавливающаяся структура, на место убитых встанут новые командиры, опыт руководства имеет практически каждый спартаковец. Только погибших им — не заменить.
— Как не понимал тебя, так и не понимаю, — сказал Кунгурцев хмуро. — Ты действительно нерусская. Совсем другое мышление. Все же чуждые русскому языки сильно влияют! Русским вообще не стоит учить иностранные языки, предателями становятся! Как услышу твое «аэнтэба иа да», так внутри все дыбом встает! Извини.
— Знание языка помогает узнать народ, — тихо сказала Зита. — А узнать — значит, и полюбить, потому что в языке его душа. Да, я люблю Картли, в этом смысле ты прав. Но там… такие же люди, понимаешь? С теми же бедами и заботами, они так же любят детей и ненавидят врагов…